Ася Долина - У него ко мне был Нью-Йорк

Задолго до психотерапии и книг об отношениях с родителями я поняла, что тогда — в моей первой Америке — у меня сгорели внутри «предохранители». Там как бы вышибло пробки, и я стала немного другим человеком.

В страну Америку я больше не хотела.

Долгие годы я пыталась спрашивать участников тех событий, почему так было нужно, зачем меня на полгода отправили в Америку, отлучив от семьи и дома.

Ответы оказались скучными и прозаическими, как всегда и бывает при выяснении обстоятельств травмы. Ну, жизнь сложилась тогда так. Кому-то — факт, одно из тысячи событий, кому-то — водораздел, определивший образ мышления ещё в детстве. Я всегда тосковала по Америке и одновременно боялась её. Я знала, что мне ещё предстоит как-то закрыть для себя этот вопрос.

А потом судьба сама зарифмовала мою взрослую жизнь с травматическим детским опытом.

Теперь моя дочка ходит в обычную американскую школу и по понедельникам посещает занятия музыкой, как я когда-то. День рождения её мы отмечали огромным пикником в парке, но та пиццерия из моего детства — «Чаки Чиз» — в двух шагах от нашего дома. Моя С. выучила английский, она его знает уже немного лучше, чем когда-то, в девять лет, я. А вот преподавательница фортепиано ей досталась ни на кого больше не похожая.

В Нью-Йорке я сразу начала искать дочери преподавателя по фортепиано. Ещё бы я не унаследовала эту идею фикс: ребёнок из приличной семьи российского происхождения должен владеть музыкальной грамотой, как родным языком. Диплом музыкальной школы необходим, даже если он никогда не пригодится.

Мама учила меня, что знание нот развивает мозг.

Так я, ещё ничего не понявшая о городе и ведомая исключительно интуицией, открыла дверь первой попавшейся бруклинской музыкальной школы и тут же встретила Эстер Коэн.

Я спросила на ресепшн, работают ли в их заведении русскоязычные педагоги, и через несколько минут она спустилась в тесное фойе, украшенное к Рождеству.

Эстер Коэн!

Величественная и будто знакомая. Через пять минут короткого диалога выяснилось, что она переехала в Манхэттен двадцать пять лет назад, а до этого всю жизнь проработала в той самой московской музыкальной школе, которую в итоге закончила я.

Я сейчас, когда пишу эти строки, уже даже не очень удивляюсь. Нью-Йорк весь такой. Спускаешься выпить в бар и встречаешь любовь. Идёшь подавать документы на получение прав, а в окошке сидит самая колоритная дрэг-квин минувшей ночи. В случайной церкви тебе поёт учитель младших классов. Лучшая психотерапевтка города станет твоей подругой. Ну а за дверью случайного учебного заведения ты непременно встречаешь человека из своего детства.

А тогда меня это совпадение поразило. Если бы мы остались жить в Москве, моя С. запросто пошла бы учиться музыке в ту школу номер три. Если бы осталась в Москве доктор Эстер, она легко могла бы стать педагогом С., только звали бы её тогда Эстер Борисовна.

Наша доктор в итоге не столько учила С. музыке, сколько помогала ей поначалу с адаптацией: русский язык, дружественный тон, понятная интонация. Она была нам немного родственницей. Тётушкой или бабушкой. Ей было лет семьдесят, она всегда носила жемчуг и шёлковые блузки, восторгалась Хачатуряном, с удовольствием вспоминала со мной свои годы в России и наслаждалась нашим русским языком.

И не переставала поражаться тому, как странно нас соединила судьба именно четверть века спустя. Доктор Эстер настаивала на том, что ранее наша встреча случиться не могла. Для того чтобы это совпадение стало возможным, Бруклин должен был превратиться именно в тот, который выбрали для жизни мы с Д., — продвинутый, развивающийся, джентрифицированный. Тот, на который жаловалась художница по гриму на фестивале «Танцуй, Африка!». Помните, ей не нравилось, что понаехавшим белым не по душе громкие африканские барабаны в парках?

Доктор Эстер много рассказывала о далёком марвеловском Бруклине восьмидесятых и девяностых годов, который я не застала. Об опасном угрюмом Нью-Йорке, ещё не победившем уличную преступность, о городе, где необходимо было всегда быть начеку. Я слушала её истории, представляя себе чёрно-белые комиксы, нуаровских частных детективов в шляпах, надвинутых на глаза.

Она рассказывала, что район, где находились и наш дом, и наша музыкальная школа, и Бруклинская академия музыки, раньше был опасным. Что это теперь он зарос модными стеклянными многоэтажками, которые так нравятся яппи из Манхэттена, а когда-то он был перекрестьем нескольких афроамериканских миров, и везде стреляли.

«Двадцать лет назад, когда я только пришла сюда работать, — рассказывала, сгущая краски, доктор Эстер, — в этом районе было тако-о-ое. Мама дорогая, — смеялась она, — такое тут было. Громыхали из пушек! Никаких тебе магазинов, ресторанов и цветочных лавок. Никакого торгового центра у метро!

Тут, — показывает она на наш дом, — был огромный пустырь, там торговали наркотиками. А в железнодорожном терминале „Атлантик“ валялись на грязном полу забулдыги и бомжи…»

Она часто повторяла выражение «пока в Нью-Йорке не навели порядок», словно её жизнь в городе когда-то разделилась на до и после. Я же себе представляла нечто вроде сцен из фильма «Таксист» Мартина Скорсезе. Мрачное время, которое описывала доктор Эстер, было острой приправой, её с удовольствием использовала моя фантазия.

А недавно бандитский сюжет дорисовался в моём воображении сам. За два месяца мы прошли все окрестные дома нашего района в поисках квартиры побольше. И чтобы недалеко от музыкальной школы. В одном из старых браунстоунов, пережившем недавно реновацию, риелтор стала рекламировать жильё особой байкой.

«Кстати, знаете такого рэпера — Джей Зи?» — внезапно спросила она.

Мы ответили, что знаем. Она продолжила: «Так вот, хотите верьте, хотите нет, а он в молодости в этой квартире жил. И даже в одном своём треке он этот дом упоминает».

Упоминает дом? Мы пришли домой и стали ради любопытства проверять, о чём же речь. Название адреса «560 State Street» действительно обнаружилось в тексте Джей Зи, не где-нибудь, а в его самой главной нью-йоркской песне — «Empire State of mind».

«Took it to my stash spot, 560 State Street».

В строках этих, как выяснилось, был зашифрован рассказ хип-хопера о трудной жизни в Бруклине ранних девяностых. Как он — нищий, никому не нужный, юный и вооружённый — купил наркотики в Макдоналдсе в Бронксе и повёз их через весь город домой, в Бруклин. «Stash spot» — это «безопасное место».

Там, на кухне той самой квартиры, которую нам рекламировала с утра риелторша, молодой Джей Зи тусовался с друзьями, потом они навеселе шли в железнодорожный терминал «Атлантик» — тот самый, где, по рассказам доктора Эстер, в те годы валялись на полу бомжи и забулдыги.