Эмма Страуб - Здесь все взрослые [litres]

– Знаю, – отозвался Август.

Отец потер бороду.

Кафе-мороженое было заполнено до отказа, их стол оказался прямо под большой местной доской объявлений, пришпиленные бумажки предлагали прогулять вашу собаку, дать уроки игры на гитаре, кто-то искал пропавшую кошку.

–Ого. – Рут указала на объявление о продаже недвижимости.

Все детство Август проездил с родителями по отсыревшим старым домам, наполненных скарбом очередного покойника.

– Безусловно, – согласился Джон.

Сначала он влюбился в Рут, а уже потом – в старье. В старших классах клэпхэмской частной школы он был капитаном теннисной команды, весь из себя крутой, волосы так и летали, точно гребни волны. Однако постепенно мама превратила гардероб отца из пастельных тканей в его же более раннюю версию, и сейчас он выглядел ничем не лучше ее в своих коротких шортах – такие отцы надевали в восьмидесятые, приезжая забирать детей из лагеря. И даже когда родители покупали новую одежду, она все равно выглядела старой.

– Ты не против, сынок? – спросила Рут.

На самом деле это был не вопрос. Скупка старья и есть бизнес Салливанов. Они скупают старые вещи за бесценок и доводят их до приемлемого вида, превращают в нечто привлекательное. Жаль, подумал Август, что такое волшебство они не могут провернуть с ним.

Дом был маленький, когда-то голубой, теперь краска выцвела и поблекла от солнца – так выглядят лодки, которые десятилетиями торчат в соленой воде. Возле гаража стояли несколько зевак, не толпа, какие встречаются в районах пофешенебельнее, где спецы вроде его родителей тянут шеи в поисках дорогих безделушек, которыми можно украсить витрину своей фирмы. В данном случае – просто скромный домишко в небольшом городке, который так или иначе требовалось освободить. За родителями Август вошел в дом. Очередность событий он знал наперед.

Сначала они осмотрели мебель – все-таки она стоит дороже, и что-то ценное (старинный комод, древнее зеркало, абажур из матового стекла) уйдет быстро. Потом внимание на вещи, предметы одежды и искусства, в такой последовательности. Поразительно, сколько люди готовы заплатить за деревянную резную утку ручной работы. Родители разделились, один наверху, другой внизу, глаз наметан. Август поднялся за отцом и забрел в одну из спален.

В лагере Август рассказал друзьям, как ведется охота за старьем, и те единодушно заявили: полный пипец. Они говорили об этом по вечерам, когда отправлялись в походы, сидели у костра и кайфовали.

– То есть люди реально откинули копыта, да? – спросила Эмили, его лучшая подруга.

– Еще как откинули. Ну насколько я знаю. Иначе это была бы обычная распродажа, и продавцы сидели бы тут же с сумкой на поясе и набивали цену.

– А их жены, мужья, дети разве не могут все распродать? Как-то грустно, двери нараспашку – берите, кому не лень. – Куинн покачала головой.

– Ну вроде все так и есть. А у кого-то нет ни мужа, ни жены, ни детей. Или они живут хрен знает где.

Эти слова всех повергли в состояние легкого паралича.

– Вот блин, – высказалась наконец Эмили.

– И что, они находят клевые штучки? – уточнила Куинн.

– Иногда. Какие-нибудь диковинные куклы с одним глазом. Мама такие любит.

Эмили стукнула его и зарылась головой в его живот.

– Господи, мне из-за тебя кошмары будут сниться!

Спальня, куда занесло Августа, была почти пуста, бледно-розовые обои в цветочек совсем выцвели. На маленькой кровати громоздилась горка из потрепанных лоскутных одеял – маму обязательно заинтересует. На полочке у окна устроился большой самодельный кукольный домик, и Август опустился на колени, чтобы получше его рассмотреть. Это мама тоже возьмет – там в миниатюрной туалетной комнате был миниатюрный рулон туалетной бумаги. Она обожала такие штучки – дело рук чьей-то бабушки. Маленькие обитатели домика исчезли, но это не страшно. Заполнить его жильцами – не проблема. Он толкнул пальцем распашные дверки, они качнулись взад и вперед. Рывком Август поднялся на ноги.

В принципе, есть интернаты, да только там еще хуже. Август про них читал: наркотики, несварение желудка, убийства. Еще есть домашнее обучение, однако родители не в ладах с математикой. А в школе будет лучше, да? Буйный переходный возраст – это как? Конечно, в Гудзоновой долине есть местечки позамысловатее, есть частные школы – но чтобы за них платить, его родителям надо продавать по тысяче кукольных домиков в день. Одна девочка, чей блог ему нравился, каким-то образом уговорила родителей купить дом на колесах и весь учебный год каталась по Мексике. В комнату заглянула мама и завизжала от радости. Цель любой поездки родителей – отыскать какую-то диковинку и прибрать к рукам. Август отодвинул запыленную занавеску и посмотрел в окно. В лагере он был самим собой, и его любили именно за это. В школе он вынужден рядиться в чужие одежды.

Мама занялась одеялами, стала раскладывать их по цвету и рисунку, потом принялась проверять, есть ли пятна. Она с головой ушла в работу, разглаживая жесткие хлопковые квадраты, явно просчитывая, сколько готова заплатить и за сколько выставит их в магазине, когда довезет домой. Август повернулся к шкафу – он был открыт, будто жившая здесь девочка как раз одевалась, и пришельцы ее спугнули.

На вешалках полупустого шкафа висело с дюжину нарядов, под рукой Августа они заколыхались. Он провел по ткани пальцами, пощупал ее. Сразу видно, хорош ли товар, стоит ли он хороших денег, и это не всегда зависит от этикетки. Он пощупал белое платье на петельках и качнул юбку, чтобы лучше разглядеть весь наряд.

– Любо-дорого смотреть, – сказала мама, глядя ему через плечо. – Последние дни лета? Все легко уйдет. Даже после распродажи на День труда.

Она распрямила спину и прижала к груди стопку одеял.

– Я думал, ты про меня, – сказал Август и моргнул.

– Про тебя – всегда! – И мама послала ему воздушный поцелуй.

Август больше походил на маму, чем на отца, от чего получал удовольствие. Он зеркально вернул воздушный поцелуй, мама улыбнулась в ответ, а потом заметила кукольный домик – и вся затрепетала, как он и ожидал.

У Портер был ключ от Большого дома, хотя ей пришлось несколько раз обшарить карманы, чтобы убедиться – ключ при ней. Вообще, беременность как-то ввергала ее в состояние амнезии, и она часто не могла вспомнить, почистила ли уже зубы, вымыла ли голову, и на всякий случай повторяла какие-то процедуры два или три раза, или вдруг понимала к полудню, что чего-то так и не сделала.

Портер сбросила у двери туфли и вошла в дом.

– Мама? Сесилия? Кто дома?

Портер знала: некоторые ее друзья детства, уехавшие из города, словно совершали путешествие во времени и возвращались в юные годы, когда оказывались с родителями в стенах, где прошло их детство, приклеенные к обоям фотографии кинодивы Мэрлин Монро и поп-певца Джозефа Макинтайра так и норовили впрыгнуть в их сегодняшний разговор. Как просто: приехал домой и ты снова ребенок – ведь остальные триста шестьдесят дней в году надо жить как взрослый! Если же бываешь в доме твоего детства регулярно, отделить прошлое от настоящего сложнее, ностальгия работает только на расстоянии.