Эмма Страуб - Здесь все взрослые [litres]

Былая храбрость улетучилась. Утром над кроватью со стороны Берди словно проплыло облачко. Берди всегда – это Берди. Какая есть, такая есть. Астрид никогда не лгала, но никогда и не открывала все карты. Порой она задумывалась: что сказал бы Расселл, признайся она ему, что иногда мечтает о близости с женщиной? Не чаще, чем о близости с мужчиной, так, иногда. Примерно раз в пять лет ее внимание привлекал какой-то мужчина, и она представляла первый с ним поцелуй, потом и секс, свадьбу – однако через несколько месяцев это чувство проходило. В памяти оставил след учитель Портер в пятом классе, высокий крепыш, и как-то Астрид даже нарисовала себе целую картину: он приглашает ее прокатиться в Катскилльские горы, с палаткой, ночью добирается до ее тела. Еще вспоминалась ей чернобровая женщина, брови – просто блеск, она работала в книжном магазине Сьюзен, потом перешла в школьную библиотеку. Расселл был человеком ранимым, стеснительным, узнай он про такое, сильно бы расстроился. Впрочем, не умри он, они бы так и жили в браке, ничего такого она ему бы не рассказала. В том-то и есть суть успешного брака: не разводиться, не умирать! Все остальное можно уладить. Как живется, так и живется. Люби спокойно. Не надо мириться с тем, чего ты не заслуживаешь, просто живи спокойно, как дыхание в спящем теле, не дергайся. А вот Ники и Джульетта дергаются, каждодневный супружеский быт им скучен. И Эллиот с Венди страдают от того же самого. А надо ли? Пусть это старомодно, пусть угнетает, а как люди жили раньше? Именно это она хочет сказать своим детям. Всем троим. Жизнь есть жизнь! Думаете, ваши прадедушки и прабабушки, прапрадедушки и прапрабабушки всегда были влюблены? Конечно, вы слышали о парах, которые каждый вечер перед ужином танцуют около стола, которые держатся за руки, пока им не стукнет девяносто, а потом умирают с интервалом в два дня, потому что не в силах вынести потерю, – да только это исключения, разве нет? Хотя как сказать! Она и Расселл были хорошей парой, но вполне обыкновенной. Ему нравилась жуткая музыка. Они ругались, тыкали пальцами. Время от времени то он, то она проводили ночь на кушетке, потому что лечь рядом – невыносимо. Будь он жив, они бы и сейчас ругались, можно не сомневаться. А вот появились бы в ее жизни обеды с Берди? Стали бы они ходить в кино и есть попкорн из общего пакета, одновременно лезть в него руками, когда сталкиваются костяшки пальцев? Стала бы Астрид гладить крошечную молнию на позвоночнике Берди? Кто знает, кто знает.

– Буля, ты прямо фан Барбары, – шепнула Сесилия.

– Что такое «фан»? Профан? – Астрид вытянула шею, глядя, как Берди пробирается к их ряду.

Что похороны, что свадьбы – с незнакомыми не заговариваешь, все время ищешь знакомых, ходишь с одноразовыми тарелками и бумажными салфетками.

– Нет, фанат, поклонник. Ты – фан Барбары.

– Ясно, – сказала Астрид. – Вы обе, потише. – Она поднялась и потеснила Сесилию и Портер, высвобождая для Берди место рядом с собой.

– Привет. – Наконец Берди до них добралась. – Мы сегодня на галерке.

Астрид засмеялась и легонько поцеловала Берди в губы. На лице Берди заиграла улыбка, и Астрид даже разозлилась на себя – почему она с этим так долго тянула? Но и обрадовалась – наконец-то. Они сели рядышком и, полные внимания, смотрели вперед. Интересно, подумала Астрид, кто-то их заметил, она об этом еще услышит? Где-нибудь у входа в магазин кто-то задаст невинный вопрос?

К кафедре подошла женщина в черном платье и тканом шарфе цвета радуги, кивнула всем, подождала, когда наступит полная тишина.

– Мы собрались, чтобы вспомнить о жизни нашей подруги, соседки, сестры и жены, Барбары Бейкер, – заговорила женщина, и Астрид, к собственному удивлению, залилась слезами.

Берди взяла ее за руку, сплела пальцы со своими. Такого они не позволяли себе никогда, не в публичном месте, не средь бела дня, не у всего города на виду. Астрид заплакала еще горше. Она призналась своим детям, можно признаться и всем остальным. Спасибо Барбаре Бейкер, несчастной Барбаре Бейкер, Астрид открылась благодаря ей. Женщина в соседнем ряду – Сьюзен Кеннни-Джонс, владелица книжного магазина, чьи дети были примерно ровесниками детей Астрид, но давно из Клэпхэма уехали, – повернулась и передала ей пачку маленьких салфеток. Книжный магазин находится через две двери от «Стрижем красиво», и Сьюзен они видели каждый день. Астрид знала Сьюзен еще дольше, чем Барбару. У нее тоже умер муж, года четыре назад. Рак мозга. Слезы лились ручьем. Астрид никогда так не плакала, ни на людях, ни дома. Портер взглянула на нее с тревогой.

– Тебе совсем плохо? – шепнула Берди ей на ухо. – Хочешь, можем уйти. Девочки без нас не пропадут.

Астрид решительно покачала головой – распускаться нельзя.

Женщина-пастор продолжала.

– Для тех, кто не знает, как проходит служба у квакеров: мы сидим молча весь следующий час, наши тела и наше дыхание сливаются воедино. Если хотите что-то сказать, пожалуйста, поднимитесь и говорите. Это все. Спасибо. – Она склонила голову, и все последовали ее примеру.

Астрид происходила из семьи – точнее, из двух семей – где отвлекаться на свои мысли во время религиозной церемонии не полагалось. Ей нравилось делать вид, что ты внемлешь кому-то с сильным голосом, знатоку в вопросах веры, который наставляет собравшихся, говорит, во что им верить и почему. Но разве эта служба имеет отношение к религии? Чистый фарс. При чем тут религия? Ни при чем. Астрид вытерла глаза и перевела взгляд на Портер. Глаза закрыты, на лице бродит улыбка. Руки поглаживают живот. Ясно, она ведет бессловесный диалог, какой ведут все матери, ждущие первенца, со своими еще не родившимися детьми. Астрид вспомнилось, как она вынашивала Эллиота, тут и ужас, и восторг, и шепот посреди ночи, когда у него еще не было лица, не было имени. Интересно, Эллиот ее тогда слышал?

В другом конце помещения поднялась женщина. Откинув волосы со лба, она сказала что-то о картофельном салате Барбары и села. Глаза Портер чуть приоткрылись и снова закрылись. Каждые несколько минут поднимался кто-то еще, говорил несколько слов и садился. В Астрид нарастало возбуждение, она ерзала на скамье. Наконец, она оттолкнулась ногами от пола.

– Здравствуйте, – сказала она. Руку Берди отпускать не стала. Портер и Сесилия с удивлением вскинули головы. – Я Астрид Стрик, Барбару знала сорок лет. Я на таких церемониях раньше не была, извините, если что не так, но сказать хочу вот что: Барбара говорила правду. – Все вокруг согласно закивали. – А это не так просто. Вот все, что я хотела сказать. – Астрид неловко махнула свободной рукой и села на место.

– Молодец, Буля, – прошептала Сесилия и уткнулась носом в костистую руку Астрид.