Чжан Вэй - Старый корабль

Чжоу Цзыфу повесили на грудь бумажную табличку, вытащили на помост, несколько раз подвергли критике, а потом стали водить по улицам. Поглазеть на процессию вывалили почти все горожане. За Чжоу Цзыфу вышагивали хунвейбины с винтовками за спиной. Один за другим раздавались лозунги, Чжоу Цзыфу на ходу признавал свою вину, но расслышать, что он говорит, было невозможно. Через пару дней интерес к этим процессиям угас. Кто-то раздобыл в театральной труппе художественной самодеятельности старинный костюм, его напялили на Чжоу Цзыфу и разукрасили ему лицо гримом. После этого интерес толпы значительно возрос. А когда интерес опять стал падать, один человек выдвинул потрясающую идею: по его словам, Чжоу Цзыфу — большой мастер побахвалиться и пустить пыль в глаза [88] «Бахвалиться, пускать пыль в глаза» по-китайски дословно «надувать корову». . А раз из-за его бахвальства городок могли постичь большие бедствия, почему бы не вырезать у коровы это дело и не привязать ему ко рту! Толпа разразилась хохотом, поднялись руки в знак одобрения. Кто-то тут же побежал реализовать задуманное и вернулся, держа этот орган высоко над головой: «Принёс! Вот!» Пара человек вцепилась в волосы Чжоу Цзыфу, другие привязали половой орган ко рту. Под грохот гонгов процессия началась сызнова. Чжоу Цзыфу шёл, пошатываясь и обливаясь слезами. Грудь его намокла от стекавшей смеси крови и слюны. Толпа следовала за ним, громко хохоча и выкрикивая лозунги. Так процессия прошла по всем улицам и проулкам. Чжоу Цзыфу позволили снять эту штуковину лишь на время еды. У некоторых хунвейбинов в возрасте после всех этих шествий день-деньской всё тело ныло. Массируя друг другу спину кулаками, двое из них рассуждали: «Жаль животинку, хорошая была корова, телёночка в прошлом году принесла».

Множество дацзыбао появлялось на стене вокруг начальной школы. Написаны они были красиво, но небрежно и никаких серьёзных мыслей не выражали. Одна разоблачала повара в столовой, который, озираясь по сторонам, проглотил целое яйцо. В другой критиковали учительницу, которая наносила на лицо крем, и он обволакивал всё вокруг тлетворным ароматом буржуазии. Ещё одна дацзыбао обсуждала семейное положение одной из учительниц: единственная выпускница педагогического училища в школе, она высоко мнила о себе, была склонна противопоставлять себя революционным массам, в сорок с лишним лет ещё не была замужем. Зарплата у неё самая высокая — больше восьмидесяти юаней, так что можно представить, сколько она за эти годы высосала крови и пота из трудового народа. В правом верхнем углу дацзыбао была изображена сама учительница с размалёванными красной тушью щеками и строчкой мелких иероглифов сбоку: «Я — проститутка». Эта дацзыбао вскоре привела к ожесточению борьбы против неё. Последующие дацзыбао почти полностью сосредоточивались на этой учительнице. Все с небывалым интересом озаботились её семейным положением. «Она всегда осмотрительна, — анализировала одна из дацзыбао, — не смеётся и не болтает попусту, а на самом-то деле сдерживает любовную страсть. Раз за разом сушит перед дверью розовые трусы — как же ядовиты её скрытые намерения. Она проявляет исключительную заботу об учениках постарше. Когда у одного поднялась температура, и он почувствовал недомогание, она, воспользовавшись этим, обняла его и долго не хотела отпускать». Было немало дацзыбао, в которых не давала покоя её высокая зарплата: ведь на плечах пронести ничего не может, руками ничего не поднимет — с какой стати она получает столько деньжищ? С ума сойти! Аукнутся ей высосанные кровь и пот, отрыгнутся проглоченные вкусности… В конечном счёте в одной из дацзыбао провели связь между ней и Чжоу Цзыфу, мол, она полностью поддерживает и выгораживает самого видного каппутиста в городке, люди своими глазами видели, как во время его посещения школы она беседовала с ним с улыбочкой на лице. Потом появилась карикатура, на которой она и Чжоу Цзыфу были изображены одетыми в одну пару штанов. От этой карикатуры у многих разыгралась фантазия, все поражались: «Мужчина и женщина в одних штанах — куда это годится?» Похоже, перестало быть загадкой и то, что она до сих пор не замужем. Раз борьба с ней достигла такого уровня, то и участие в процессии по улицам не за горами. В один прекрасный день бунтари вытащили дрожащую учительницу, связали вместе с Чжоу Цзыфу и повесили ей на шею пару вонючих поношенных туфель [89] «Драные туфли» — так в Китае называют женщин лёгкого поведения. .

К этому времени уличные процессии достигли своей высшей точки. Людей было море — ни проехать ни пройти, и старикам казалось, что происходящее не только не уступает, но и превосходит собрания, проходившие когда-то на месте старого храма.

Всё это время Четвёртый Барин Чжао Бин оставался цел и невредим, и многие были этим недовольны. За ним приходили несколько небольших боевых отрядов, чтобы подвергнуть публичной критике, но их остановили и заставили вернуться. Румяный парень, который лил слёзы во время своего выступления, негодовал:

— Даже императора можно стащить с коня [90] Часть выражения «Тот, кто не страшится быть изрубленным на куски, даже императора стащит с коня». , не то что какого-то Чжао Бина! Настал самый насущный для народа момент, за мной, революционные боевые друзья! — И встал во главе большой толпы хунвейбинов, которые стройными рядами, распевая военные песни, направились ко двору Четвёртого Барина. Вокруг дома давно расположился «Непобедимый боевой отряд». Чжао Додо, забравшись на высокий камень у ворот и уставившись на приближающихся хунвейбинов, гаркнул:

— Вы что, ослепли?

— Мы поклялись до смерти отстаивать революционную линию! — крикнул краснощёкий. — Доведём до конца кровавую битву с каппутистами! В атаку! — И первый бросился вперёд.

Началась потасовка перед воротами, скрестились деревянные дубинки, они ломались и взлетали в воздух. В самый разгар схватки румяный парень вскрикнул и, закрыв лицо, упал на землю. Поспешившие к нему, чтобы поднять, отвели его руки и увидели, что ему что-то попало в глаза — парень тёр их, а потом выступила кровь.

Многие получили ранения в этой схватке. Краснощёкий ослеп и на улицах Валичжэня больше не появлялся. Вести о нём дошли значительно позже, через десяток лет. Говорили, что все эти годы он терпел унижения и усердно учился, став большим талантом. Из-за слепоты у него вырос интеллект, он целыми днями декламировал вслух, мог за день написать множество поэм и стал знаменитым на всю страну слепым поэтом.

Когда толпа перед воротами разошлась, вышел Четвёртый Барин Чжао Бин. Он постоял, молча глядя на разбросанные обломки дубинок, выдранные волосы и следы крови. С измождённым лицом он выглядел значительно старше своих лет. Чжао Додо окликнул его, но Чжао Бин не ответил. Откуда-то издалека донёсся гомон, и Чжао Додо спешно скрылся. Через некоторое время он вернулся и сообщил: «Ничего особенного. Та учительница из начальной школы повесилась…»