Джоан Дидион - Год магического мышления [litres с оптимизированной обложкой]

Думаю, Джон сказал бы, что “Датч Ши младший” – книга о вере.

Приступая к роману, он заранее знал последние слова, последние слова не только романа, но и последние слова, мелькнувшие в голове Датча перед тем, как он застрелился: “Я верю в Кэт. Я верю в Бога”. Credo in Deum . [29] Верую в Бога (лат.). Первые слова католического катехизиса.

Так о вере эта книга или о скорби?

Или скорбь и вера – одно и то же?

Можно ли сказать, что мы чрезвычайно зависели друг от друга в то лето, когда плавали в бассейне, смотрели сериал “Тенко” и ужинали у “Мортона”?

Или мы были чрезвычайно счастливы?

Если бы я осталась одна, прилетел бы он ко мне теперь на улыбке?

Заказал бы столик у “Эрни”?

PSA и ее улыбка не существуют более, проданы “Ю-ЭС эйрвейс”, и самолеты перекрашены.

Не существует более и “Эрни”, ресторан был ненадолго реанимирован Хичкоком для съемок “Головокружения”. Там Джеймс Стюарт впервые видит Ким Новак. Потом она падает с колокольни (тоже реконструированной для этой цели) миссии Иоанна Крестителя.

Мы венчались там, у Иоанна Крестителя, в Сан-Хуан-Баутиста.

Январским днем, когда в садах на обочине шоссе 101 появлялись почки.

Когда на обочине шоссе 101 еще были сады.

Нет. Как же затягивает и уносит в сторону, когда пытаешься вернуться вспять. Почки в садах на обочине шоссе 101 – неверный путь.

Несколько недель после того, как это произошло, я старалась держаться верного пути (узкого пути, пути, на котором нельзя повернуть вспять), повторяя про себя две последние строки “Роз Эйлмер”, элегии, написанной Уолтером Лэндором в 1806 году в память дочери лорда Эйлмера, умершей двадцатилетней в Калькутте. Я не обращалась к этому стихотворению с тех пор, как читала его студенткой в Беркли, но теперь сумела припомнить не только само стихотворение, но и многое из того, что было сказано при его разборе на каком-то семинаре. “Роз Эйлмер” достигает своей цели, говорил преподаватель, который вел этот семинар, потому что преувеличенное и оттого бессодержательное восхваление покойной в первых четырех строках (“Какой удар для рода скиптроносцев! Ах, эта божественная красота! Все добродетели, все прелести, украшали тебя, о Роз Эйлмер!”) – внезапно, почти шокирующе пресекается “жестокой и нежной мудростью” завершающих строк, говорящих о том, что для скорби есть время и место, но есть и пределы: “Я посвящаю тебе ночь вздохов и воспоминаний”.

– “Ночь вздохов и воспоминаний”, – повторил наш лектор. – Ночь. Одну ночь. Быть может, всю ночь напролет, но поэт не говорит даже “всю ночь”, он говорит просто “ночь”, то есть не жизнь, а несколько часов.

Жестокая и нежная мудрость. Очевидно, “Роз Эйлмер” оттого так прочно укоренилась в моей памяти, что я уже тогда, студенткой, поверила: это стихотворение – опыт выживания.

30 декабря 2003 года.

Мы побывали у Кинтаны в реанимации, на шестом этаже клиники “Бет Изрэил норт”.

Она пролежит там еще двадцать четыре дня.

Чрезвычайная зависимость друг от друга (это другое название для брака? Отношений мужа и жены? Матери и ребенка? Нуклеарной семьи?) не единственный фактор, провоцирующий осложненную, или патологическую, скорбь. Другой фактор, читала я в специальной литературе, – ситуация, когда процесс скорби прерывается “привходящими обстоятельствами”, например, “вынужденной отсрочкой похорон” или же “болезнью или второй смертью в семье”. Я прочла у Вамика Волкана, доктора медицины, профессора психиатрии из университета Виргинии (Шарлотсвилл), описание “терапии возвратного траура”, техники, разработанной в этом университете для излечения “патологически скорбящих”. В такой терапии, разъясняет доктор Волкан, наступает момент, когда

…мы помогаем пациенту пересмотреть обстоятельства смерти – как она произошла, его реакцию на сообщение о смерти и на вид мертвого тела, подробности похорон и т. д. Обычно в этот момент, если терапия проходит успешно, возникает гнев, поначалу общего характера, затем направленный на других и, наконец, направленный на умершего. В этот момент могут проявляться бурные реакции (то, что Бибринг [ E. Bibring , 1954, “Psychoanalysis and the Dynamic Psycho-therapies,” Journal of the American Psychoanalytic Association 2:745 ff.] называет “эмоциональной реконструкцией”), они обнаруживают для пациента актуальность его подавленных импульсов. Применяя наше понимание психодинамики, вовлеченной в потребность пациента удерживать утраченного близкого живым, мы сумеем теперь объяснить и проинтерпретировать отношения между пациентом и его умершим близким.

Но откуда доктор Волкан и его команда в Шарлотсвилле черпают уникальное понимание “психодинамики, вовлеченной в потребность пациента удерживать утраченного близкого живым”? Откуда у них эта способность “объяснить и проинтерпретировать отношения между пациентом и его умершим близким”? Разве вы смотрели вместе со мной и “утраченным близким” сериал в Брентвуд-Парке, разве ужинали с нами у “Мортона”? Были со мной и “умершим близким” в Гонолулу, в Панчбоуле [30] Панчбоул (“Чаша для пунша”) – неофициальное название Национального мемориального кладбища в кратере потухшего вулкана. за четыре месяца до того, как это случилось? Собирали вместе с нами лепестки плюмерии и осыпали ими могилы безымянных погибших при налете на Перл-Харбор? Простудились вместе с нами под дождем в садах Ранелага в Париже за месяц до того, как это произошло? Вместе с нами решили обойтись без Моне и пойти обедать к “Конти”? Были с нами, когда мы вышли от “Конти” и купили градусник, сидели на нашей кровати в “Бристоле”, когда у нас обоих никак не получалось перевести градусы по Цельсию в градусы по Фаренгейту?

Были вы там?

Нет.

Вы могли бы помочь разобраться с термометром, но вас там не было.

А мне “пересматривать обстоятельства смерти” нет надобности.

Я там была.

Я не “получила сообщение о смерти”, не “видела мертвое тело” – я там была.

Тут я спохватываюсь и останавливаюсь.

Я понимаю, что направляю иррациональный гнев на совершенно мне неизвестного доктора Волкана из Шарлотсвилла.

Шок подлинного горя вызывает не только ментальный, но и физический дисбаланс. Каким бы спокойным, контролирующим ситуацию ни выглядел при этом человек, он не может оставаться в норме при подобных обстоятельствах. Нарушение кровообращения вызывает озноб, стресс приводит к бессоннице и нервозности. Зачастую человек в этот период отворачивается от тех, кто в обычное время ему приятен. Горюющие не выносят, когда кто-то навязывает им свое присутствие, и в особенности следует оградить их от всех излишне эмоциональных друзей, даже самых близких. Хотя само по себе сознание, что друзья их любят и разделяют их скорбь, является существенным утешением, тем не менее людей, непосредственно понесших утрату, следует оберегать от всех и от всего, что может перегрузить нервную систему, и без того находящуюся на грани срыва. И никто не вправе обижаться, если получит ответ, что с ним не готовы общаться или что он ничем не может помочь. Для одних людей в горе общество друзей служит поддержкой, другие, напротив, избегают даже любимых друзей.