Юрий Поляков - Совдетство

«Как можно говорящих птиц сдавать на комиссию? Они же почти люди!» – горько подумал я и поинтересовался:

– А что из товара лучше всего идет?

– Гуппи с хомяками. Дешево и сердито! И куртка у тебя – отличная! Такое впечатление, что ты с витрины сбежал! – засмеялся продавец-консультант.

– Маман заставила… – вздохнул я, злясь, что позволил вырядить себя, как полного дурака.

– Жестокая женщина! – согласился Василий. – Пытка новизной.

– И не говори, – вздохнул я совсем как бабушка Аня.

Но тут вернулись радостные родители со своим извергом.

– Ну, пока, звездный мальчик! Счастливо понырять! Заходи, когда вернешься!

– Пока… – Я деликатно отошел от прилавка.

– Из-под хрена подойдет? С крышкой! – ликуя, спросил папаша.

– Верх желаний! Давайте сюда вашу баночку! – Василий вздохнул, вооружился сачком на длинной ручке и встал на табурет: – Самца подберу вам почти вуалевого.

– Вот спасибо! – кивнул отец-инженер.

– А самочку икряную или отметавшую?

– Только икряную! – воскликнула мамаша, собираясь, верно, немедленно выпотрошить крошечную рыбку и намазать бутерброд.

– Поищем…

Положив невесомый кулек с кормом в авоську, я пошел к дверям, чтобы не мешать продавцу-консультанту в работе, но у входа сдуру задержался возле клетки с попугаем и тихо попросил:

– Скажи: попка – дурак!

Пока родители, затаив дыхание, следили за тем, как Василий для виду гоняет сачком по аквариуму икряную самочку, плохиш отошел посмотреть белочку.

– Белку хочу! – снова захныкал зануда.

– Продана, сэр! – нашелся Василий.

– Скажите, товарищ, – подавшись вперед и понизив голос, спросил отец-инженер. – Они долго, эти гуппи, живут?

– У вас, полагаю, неделю протянут.

– Не больше?

– Не больше, – заверил консультант, печально разглядывая на свет пойманных рыбок. – А вот вам и питание на первое время, – он бросил в бумажку щепоть сухого корма.

Несчастные рыбки метались по баночке, еще не поимая, какая беда с ними приключилась. Сегодня же малолетний психопат высыплет туда весь корм, через два-три дня вода завоняет, пойдет гнилыми пузырями и гуппи всплывут брюшками вверх.

– Какие живчики хорошенькие! – залюбовалась мамаша, подняв баночку на свет.

И тут ара, до которого, видимо, дошла, наконец, моя просьба, открыл круглый и наглый глаз, повел крылами, напружился и голосом охрипшего Левитана заорал на все помещение:

– Заткни-ись, придурок!

– Он говорящий! – громче безумной птицы завизжал маленький тиран. – Не нужны мне ваши рыбки! Попуга-а-а-а-я хочу-ч-у-чу-у-у-у! – и повалился на пол, суча в истерике ногами.

Василий глянул на меня с обидой, мол, думал, ты человек, а ты пижон в апельсиновых тапках! Я стремглав выскочил на улицу, понимая, что испортил ему всю торговлю. Простит ли? Огорчившись, что, кажется, потерял друга, я побрел налево, в сторону улицы Кирова.

Да, в детстве я тоже бывал плохишом и мог похныкать из-за не купленной игрушки, но кататься, вопя, по полу в общественном месте – такое мне даже в голову не приходило! А если бы и взбрело, Тимофеич одним движением, точно Котовский – саблю, выдернул бы из брюк ремень и выпорол меня, как сидорову козу. Детей, конечно, бить нельзя, но иногда необходимо…

До старинного дома, на углу Большого и Малого Комсомольских переулков, где жили Батурины, ходу пять-семь минут неспешным шагом. Я пересек в положенном месте улицу Кирова и остановился напротив огромных витрин магазина «Хрусталь-фарфор-фаянс»: за стеклом на белых кубах разной величины размещались сервизы, рассчитанные на семью из двенадцати человек, – столовые, чайные, кофейные. Поражали воображение огромные блюда, на которых можно выложить жареного быка. Озадачивали супницы, их назначение я долго не мог понять, пока бабушка Елизавета Михайловна не объяснила. Оказывается, в приличных домах щи, борщ или харчо никогда не распределяют по тарелкам прямо из кастрюли. Это – дурной тон. Сначала борщ переливают на кухне в супницу, ее несут к столу, а уж потом серебряным половником делят на порции.

Кроме сервизов, на кубах стояли длинноногие бокалы и хрустальные вазы с искусственными фруктами и цветами. В углу можно было прочитать скромную табличку: «Товары с витрины не продаются».

Я уже хотел свернуть в Большой Комсомольский переулок, но, как пишут в книгах, ноги сами понесли меня в противоположную сторону – в магазин «Книжный мир». Там на первом этаже располагался мой любимый отдел филателии, и я не мог отказать себе в удовольствии хотя бы одним глазком глянуть на серию «Фауна и флора Бурунди». И хотя Сергей Дмитриевич, если заходит речь об этих марках, снисходительно усмехается в усы, я в жизни ничего красивее их не видел!

У входа в «Книжный мир» топтался, озираясь, тощий длинноволосый парень в синих заграничных джинсах и клетчатой ковбойке с погончиками. В руке он держал раздувшийся и явно очень тяжелый портфель. Тощий смерил меня с ног до головы изучающим взглядом, задержался на апельсиновых сандалиях, ухмыльнулся, подошел вплотную и тихо протараторил:

– Книгами интересуешься?

– Конечно!

– Есть «Библиотека приключений» – полностью и отдельными томами. Сказки Андерсена. Книга Джунглей. – Заметив маску в моей эластичной авоське, он добавил: – «Подводные сокровища» Кусто. Показать?

Про Кусто я ничего прежде не слышал и пожал плечами, но он быстро вынул из портфеля книгу с аквалангистом на обложке. Однако проходившая мимо женщина вдруг остановилась, уперла руки в боки и заголосила:

– Как не стыдно детскими книгами спекулировать! Из-за вас, сволочей, ничего в магазине купить невозможно. Отстань от ребенка, а то сейчас милицию позову!

Тощего как ветром сдуло. А я зашел в магазин и вдохнул книжный воздух, он напоминает библиотечные запахи, но только резче и ароматнее, наверное, из-за того, что свежая типографская краска еще не выветрилась. Возле отдела филателии тоже топтались какие-то «субчики» с кляссерами под мышками, но не дешевыми, как у меня, а с дорогими, большого формата, в них толстые картонные страницы со слюдяными карманчиками переложены тонкой папиросной бумагой.

Коллекционеры с надеждой смотрели на каждого входящего, но я у них никакого интереса не вызвал. Если же появляется кто-то, кого считают своим, тогда они по-особенному переглядываются, подавали друг другу тайные знаки, сближаются, точно знакомые коты, перешептываются и удаляются вместе: справа от входа в магазин есть глубокий двор, где, по словам дяди Юры, застрелился Маяковский. Там-то коллекционеры и меняются.

Я, замирая сердцем, подошел к прилавку: вот она, моя Бурунди! Ах, какие же все-таки в Африке красивые марки! Вроде бы страшно отсталый черный континент, который только еще борется за свободу, а какие яркие цвета! Наши по сравнению с ними выглядят как-то блекло. Видно, в самом деле в СССР напряженка с красителями! Я склонился над стеклом, любуясь львами, леопардами, слонами, страусами, зебрами, павлинами, буйволами, носорогами, жирафами, змеями, крокодилами, заключенными в зубчатые квадратики, прямоугольники и треугольники. Большая серия была посвящена бабочкам самых невероятных расцветок, таких у нас я никогда не встречал. Разве только наш махаон может отдаленно с ними сравниться. Но ведь и он в Подмосковье большая редкость! Этим летом мне ни разу на глаза не попался. В прошлом году я поймал одного на Волге, в лугах, но неправильно засушил, и у него отвалились крылышки.