Анна Исакова - Ах, эта черная луна!

Юцер повернул голову в сторону пустыни, улыбнулся и пожалел, что в пустыне не стоит группа синема. Потом он поднял глаза к небу, отвесил ему сухой полупоклон и пошел к мазанке.

— С такой телеграммой в кармане, — задумчиво сказал Юцер, — я могу передвигаться по всей их державе. Это как охранная грамота…

Мали тут же поняла, что он имеет в виду.

— Туда, — возразила она, — живьем не добраться, и уж во всяком случае, оттуда живьем не выбраться.

— Можно попробовать, — нахмурился Юцер.

Он был раздражен. Людям, пришедшим с Запада, наконец, разрешили идти на фронт, а его не взяли. Помешала легкая хромота. И из-за этой безделки его не пускают на фронт!

Юцер был очень раздражен, очень и очень. Он был тем более раздражен, что Хаимке Виршувкера, несносного дурака, эгоиста и мизантропа, признали годным к воинской службе. Только воспоминание о том, как эта тухлая рыбина симулировала сумасшествие, пытаясь уклониться от армии, слегка облегчало горящее чувство обиды. С тех пор, как Виршувкера признали годным, то есть целых четыре дня, он стоял с восьми утра до восьми вечера под окнами сумасшедшего дома, которым заведовал Гец, и гнусавил на весь двор: «Гретхен, ву бис ду, дайн Фаустус из до».

Бедный Гец извелся.

— Я не могу признать его сумасшедшим, — объяснял другу Гец, — не только потому, что он не сумасшедший, но и потому, что он решил симулировать Фауста. Подумай сам, кто по их логике может так сойти с ума? Не знаешь? Я тебе скажу: немецкий шпион! Мы живем в сумасшедшей стране, в которой надо уметь сойти с ума. Этот ублюдок не заставит меня подвести его ни под военный трибунал, ни под Сталя. Пусть орет под чьими хочет окнами. А меня пусть оставит в покое! В крайнем случае, пусть объявит себя Марусей, я помогу ему отравиться.

Юцер молча жевал травинку.

— Ну придумай же что-нибудь, — взмолился Гец.

— Придумаю, если не будешь мешать мне думать. Виршувкер уже не может поменять версию. Он неделю орет про эту свою Гретхен. Весь городок это повторяет. А помнишь ли ты анекдот про погорельца? Шляется бродяга по городкам и просит у братьев-евреев деньги на восстановление сгоревшего дома. Местный раби его спрашивает: у тебя есть справка от твоего ребе, что ты погорелец? А бродяга ему отвечает: пожар был такой большой, что и ребе сгорел вместе со справкой.

— И что? — взвился Гец. — Что ты предлагаешь? Сжечь сумасшедший дом и кричать под окнами этого Виршувкера: «Фаустус, ву бис ду?» Мне нужен серьезный совет, а не светская болтовня!

— Твое раздражение мне понятно. Ход твоей мысли — нет. Даже Виршувкеру не пришла в голову мысль объявить себя не Фаустом, а Гретхен. Но я вовсе не это имел в виду.

— А что именно ты имеешь в виду?

— Пойди к Сталю, посоветуйся. Скажи, что у Виршувкера точно сумасшествие, но странное. Задури ему голову, пользуясь латинской терминологией, объясни, что начальство может подумать не то, что есть, а это не на пользу самому Сталю. Доведи дурака до того, что он сам велит тебе дать Виршувкеру справку о том, что дом сгорел вмести с ребе.

— Нет, — сказал Гец, подумав, — я не пойду к Сталю. Я его боюсь. У него рыбьи глаза и бесцветная кровь. Пусть Виршувкер орет до потери сознания. Я в это дело вмешиваться не собираюсь.

— А я все-таки попробую поехать на Север, — сказал другу Юцер. — Нельзя дать такой телеграмме пропасть впустую.

Гец понял, что спорить бесполезно, и рекомендовал Юцеру уехать как бы в Алма-Ату, найдя для этого дело.

— Пусть не будет ни проводов, ни слез. Уйди поутру и пропади. А спустя несколько дней я распущу слух, будто бы видел тебя в Алма-Ате в больнице. Ногу подвернул, или что-то в этом роде. Еще лучше — скажу, что ты загулял, и что ходят слухи, будто тебя свела с верного пути жена какой-то важной шишки. А дамы твои пусть уедут отсюда. Будто в Алма-Ату, а сами — куда угодно. Сталь тебе не простит этой телеграммы. Все равно найдет к чему придраться. Может, это и к лучшему, что ты решил ехать.

— То, что он задумал, опасно, — пожаловалась подруге Мали. — Ты же понимаешь, что это не просто поездка с Юга на Север. Это же еще и военное время, подозрительность и охрана.

София завистливо вздохнула. Юцер сам взвалил на себя подвиг Орфея. Она спросила себя, мог ли бы Гец поехать за ней в Сибирь, и не стала дожидаться ответа.

— Где ее держат? — спросила тихонько.

— Точно не известно. Есть предположения, что где-то на Лене.

— На ком? — испугалась София.

— На реке Лена, — терпеливо повторила Мали. — Вспомни географическую карту. В Ледовитый океан втекают реки Обь, Енисей и Лена.

— Карта тех мест меня никогда не интересовала, — призналась София. — Но почему-то я уверена, что эти реки втекают во что-то другое.

— В Каспийское море, например? — насмешливо спросила Мали. — Туда, к твоему сведению, втекает долготекущая Волга. Я вот только не пойму: в Каспийском море водится осетрина, а я никогда не слыхала про волжскую черную икру. Икра почему-то всегда астраханская.

— Что напоминает мне о том, что нам следует переселиться в другую дыру где-нибудь поблизости, — вдруг сообщила София.

— Это зачем же?

— Гец сказал, что Сталь не простит Юцеру ни телеграммы, ни его поездки. Лучше будет, если мы уедем из этого городка. Кроме того, Юцеру надо ехать с деньгами, а деньги можно получить, только продав сама знаешь что. Продавать это здесь нельзя. Покупателя на такую вещь можно найти только в большом городе, через который будем проезжать по дороге в наше новое логово. В городе М. для нас с тобой есть работа. Им требуются учительницы географии, физики и иностранных языков. Там есть нормальная школа, а Адине уже надо где-нибудь учиться. И кроме того, там живет один польский человек, к которому я очень расположена, — добавила София и раскраснелась так, что Мали стало жарко.

— Сильно сомневаюсь в том, что мы сможем преподавать географию, не говоря уж о физике, — задумчиво пожевала она губами.

— Помады жалко, — поставила ей на вид София. — Не понимаю, к чему ты сегодня намазала губы.

— Я хочу восстановить свой прежний облик, — вздохнула Мали. — Гоже ли это, чтобы рыцарь отправился в столь опасный путь, оставив за спиной полудохлый идеал в цыпках и со свалявшимися волосами?

— Не думаю, чтобы на этой Лене дамы выглядели лучше, — фыркнула София. — Что до географии и физики, то они описаны в учебнике. Собеседование с нами будет проводить мой знакомый поляк. А потом нам наконец доведется выяснить, куда впадают русские реки. Я готова взять это на себя. С французским и немецким, надеюсь, у тебя проблем не будет?

— Могут возникнуть проблемы с русским, — напомнила Мали. — Я, как тебе известно, кончала не русскую, а немецкую гимназию.