Виктория Токарева - Ничем не интересуюсь, но всё знаю

Проснулась ни от чего. Просто выспалась. Открыла глаза.

Было темно. Темное небо и земля. Фрося не могла понять: где она? Где птицеферма, в какой стороне?

В небе желтым кругом висела луна. Это называется «полнолуние». Фрося не могла отвести глаз от планеты, висящей рядом с землей. Не совсем рядом, но ближе, чем другие. Может, там тоже есть куры и гуси, и птицеферма, и красивые острова.

Неожиданно желтый круг пересекла нитка летящих птиц. Они медленно плыли на желтом фоне, глубоко погружая крылья в воздух: вверх-вниз и опять вверх-вниз.

Фросе показалось, что третий от конца – молодой гусь. Луна выгодно подсвечивала его длинную шею, откинутые ноги, резные крылья.

Фрося провожала гусей глазами. Они были дикие, и их птицеферма – весь земной шар: зима – здесь, лето – там, на островах среди океана.

Почему куры так не могут? Говорят, что существуют дикие куры – куропатки. Куропатки рождаются на воле, их мясо не пахнет рыбой. Однако куропатки – не журавли и даже не гуси. Они гордыми не становятся. Им это не надо. Им и так хорошо.

Неожиданно грохнуло. Воздух разорвал короткий, сильный, очень неприятный чмок. Фросю передернуло с головы до ног. И в этот момент она увидела, как гусь третий от конца стал падать камнем головой вниз. Он пересек желтый круг луны и исчез в сплошном мраке.

Фросю сковал страх. Она не могла двинуться с места, а потом побежала, помчалась, помогая себе крыльями.

Фрося неслась прочь от этого места, от озера, от высокой травы, от людей, от небытия.

Фрося не заметила, как домчалась до птицефермы. Она ее узнала и узнала открытую форточку высоко над землей.

Фрося подпрыгнула, зависла, но не удержалась за воздух и шлепнулась обратно на землю. С третьей попытки она все-таки достигла цели, уцепилась за форточку, перевела дух. А дальше – все проще.

Трепеща крыльями, Фрося слетела на пол, засыпанный опилками. Определила глазами свой ряд и свое спальное место, возле жирной суповой курицы.

Через несколько минут она уже была на месте, и никто не догадался, что она успела заглянуть в совершенно другую реальность. Плата за которую – небытие. А здесь, в углу, ей ничто не угрожает. Как хорошо!

Фрося закрыла глаза. На нее опустился покой. Покой – это когда больше ничего не хочешь, кроме того, что имеешь. Все познается в сравнении. Там, на воле, – сплошной риск и свежий воздух. А здесь – никакого риска. Охотников с ружьями сюда не пускают, да они и сами не пойдут. Их интересует дикое мясо, а не бройлеры.

На птицефабрике есть все, что нужно для жизни: питание и проживание. Плохое питание и тесное проживание, но все равно – бытие.

В конце бытия – убойный цех. Но об этом никто не думает. И человек тоже не думает, живет, пока живется.

Куры входят в пищевую цепочку человека. А человек? Может быть, он тоже входит в чью-то пищевую цепочку. Чью? Планеты Земля. Ведь Земля – живая. Так говорят. Нефть – кровь Земли. В середине ядро, как у каждой живой клетки.

Земля – живая. Ей тоже нужно постоянное питание и проживание.

Фрося стала устраиваться поудобнее и пару раз толкнула суповую курицу. Курица проснулась и недовольно забормотала.

– Что? – не расслышала Фрося.

– Если ты будешь толкаться, я перну тебе в лицо, – пообещала суповая курица.

– Испугала… – отозвалась Фрося.

Она только что видела смерть, чем ее можно испугать?

В зале выключили свет. Стало тихо, только в дальнем правом углу шумно вздыхала молодая несушка. Ей хотелось разнообразия.

Однажды меня пригласили во Владикавказ – столицу Осетии. Там намечался кинофестиваль. Мне предложили быть председателем жюри.

Я согласилась. Почему бы и нет? Я никогда прежде не была в Осетии и плохо себе представляла, кто такие осетины: мусульмане или христиане – хотя это не имеет значения. Все люди – люди, каждый человек – человек.

В положенный день и час за мной заехала машина. Пора уезжать. Мой муж вышел меня проводить.

– Значит, так, – сказала я ему. – Если что, отдашь мою шубу сестре, а синее кашемировое пальто отдай Светке.

Светка – сестра мужа. Я ее любила. И сейчас люблю, хотя ее нет среди живых.

– Вместо того чтобы распределять наследство, осталась бы дома, – посоветовал муж. – Куда тебя несет?

Дело в том, что в это время шла чеченская война, а Чечня в непосредственной близости с Осетией. Меня вполне могли украсть и потребовать выкуп. Это был распространенный бизнес: торговля пленными.

– Значит, так, – распорядилась я. – Если что, никакого выкупа не платить!

– Убьют, – предупредил муж. – Голову отрежут.

– Не отрежут. Постесняются.

С тем и уехала.

Владикавказ – поразительно уютный город. А осетины – по-южному гостеприимны. Три осетинских пирога – фирменный знак Осетии. Они подаются один на другом: пирог с мясом, при этом мясо мелко нарубленное, не фарш, ни в коем случае. Второй пирог – с сыром, третий – с ревенем.

Я не говорю об остальных угощениях, потому что они международные. А три пирога – только в Осетии. Они что-то означают, не помню, что именно. Может быть, три стихии, поскольку их форма круглая.

Жюри, которое я возглавляла, состояло из талантливых и знаменитых: Юрий Яковлев, Лариса Лужина, известные телеведущие, режиссер Александр Прошкин и другие.

Нас поселили в самой лучшей гостинице города. Я получила трехкомнатный люкс.

Однажды я попала в деревню где-то в Великолукской области. Простая баба вынесла мне в подарок деревянную статуэтку «Нил преподобный». Я сразу поняла: это что-то очень старинное, ценное, раритет. Дерево почернело от времени. Редкая дорогая вещь. Я растерялась и, чтобы как-то отблагодарить, стащила со своей шеи платок: на черном фоне сплошь алые маки. Платок – нейлон с капроном, ему цена – рубль в базарный день. Но моя новая знакомая ослепла от красоты и воскликнула: «Я того не стою!»

Эти слова засели в моей памяти. Оглядывая трехкомнатный люкс, подумала: «Я того не стою».

Возглавлял Осетию в то время президент Дзасохов – серьезный умный политик, а каким еще мог быть президент республики? Выглядел убедительно – красивый, подтянутый.

Дзасохов прочно сидел на своем месте, но в один прекрасный, а скорее ужасный, день вынужден был подать в отставку. Грузовики с чеченскими боевиками прорвались в Беслан, в школу, полную детьми, и разбомбили, расстреляли, уничтожили. Погибли дети.

Ряды ранних могил выстроились на кладбище. Детские портреты. Лица ангелов.

Смотреть на это невозможно. Все участники кинофестиваля плакали.

Я помню: появился аферист, который пообещал матерям воскресить их детей. Обезумевшие от горя женщины повелись на аферу и платили деньги этому циничному мошеннику, а может, сумасшедшему. Деньги он взял, но никого не воскресил. Никто не вернулся.