Лоран Гунель - Я обещаю тебе свободу

В любом случае мне осточертело руководить людьми. На самом деле я хотела не контролировать других, а проявить себя. Здесь же меня не покидало ощущение, что я заняла чужое место. Найди я свой путь, я бы с головой ушла в работу, отдавалась бы ей без остатка и сделала бы то, что другим и не снилось.

Залпом допив кофе, я водрузила свою чашку поверх остальных и вернулась в кабинет.

В тот день, куда бы я ни шла, всюду мне мерещился Натан. Он словно защищал меня от невыносимого одиночества и отвержения, которое я читала в глазах сотрудников. Чем дальше, тем более навязчивым становилось видение.

В конце концов я взяла трубку и позвонила домой.

— Натан…

— Да?

— Натан, это я. Я хочу, чтобы ты вернулся.

— В смысле?

— Я беру тебя обратно. Прямо сейчас подпишу бумаги.

— Не понимаю. Ты же говорила, что, если я останусь, это разрушит твою карьеру…

— Это не так уж и важно. Вернись, пожалуйста, милый…

Мы договорились, что он выйдет на следующий же день.

В воцарившейся тишине до меня донеслись слегка приглушенные звуки рояля. Начинался концерт. Я дождалась небольшого перерыва, проскользнула в полумрак зала и незаметно села в самой глубине, у выхода.

По мере того как музыка проникала внутрь меня и все громче звучала в моей душе, пришло ясное осознание: это не мой характер, я не смогу с ним жить. Дело было не только в том, что я опять страдала — причем непонятно, больше или меньше, — чем раньше. Мне просто хотелось вернуться к себе настоящей.

Фирмен предупреждал, что обратного пути нет, но признался, что мой изначальный характер был в его списке. Так что, если перебирать один за другим, я снова стану собой.

Накануне я пообещала себе перепробовать все девять типов личности, чтобы изучить таинственную систему и использовать знания в своих целях. Эта мысль меня уже не вдохновляла. Какой смысл так утруждаться? Успех — это всего лишь правильно выбранная стратегия и ничего более. Люди будут любить не меня саму, а то, как грамотно я все рассчитала. Игра не стоит свеч.

Нежный голос Паломы заполнял помещение, а вместе с ним и все мое тело, становившееся таким же легким и красивым, как эта чарующая мелодия. Я так завидовала! Я слушала и говорила себе, что однажды обязательно буду петь.

Концерт закончился, зрители расходились по домам. Джереми еще сидел за роялем и наигрывал что-то из Эрролла Гарднера. Последние посетители тихонько разговаривали, потягивая коктейли. Зал выглядел необыкновенно уютно в мягких лучах желто-красного света.

Время от времени Джереми поднимал на меня глаза. Я никогда ему не говорила, но он знал. Знал, что я мечтала стоять рядом с ним на сцене. И знал, что никогда не решусь на это сама. Все это я читала в его взгляде. Все это и еще кое-что — приглашение на сцену. Он звал меня, не произнося ни слова. Джереми знал, что главные разговоры обходятся без слов.

Когда он заиграл «Sybille’s reflections», у меня на глазах, как и всякий раз, выступили слезы. Не потому, что эта мелодия носила мое имя, а потому, что она трогала меня до глубины души.

Я вернулась домой поздно. Натан уже лег. Когда я, в свою очередь, залезла под одеяло, он придвинулся ближе и стал гладить меня с весьма очевидными намерениями. Я вся сжалась, но он, ничего не заметив, продолжил наступление.

Его руки для виду прошлись по телу и тут же направились к груди. Мне стало тошно. Я поняла, что для него важнее секс, чем я сама.

— Не сегодня, дорогой. Я очень устала.

— Да ладно…

Его рука скользнула у меня между ног. Я резко отвернулась.

Мне не хотелось. К тому же я чувствовала себя толстой: днем я не выдержала и сожрала кусок шоколадного торта. Теперь у меня был живот как у бегемота.

Солнце ярко светило, в зарослях кустов пели птицы. Сэм Бреннан уже собирался позвонить в ворота виллы Ширдун, как вдруг его мобильник завибрировал. Звонила ассистентка.

— Да, Дженнифер?

— Я напала на след Оскара Фирмена.

— Ты гений!

— Рано радоваться, новости не самые хорошие.

— Что случилось?

— Оскар Фирмен умер…

— Да ладно! Я-то был уверен, что он жив и здоров в свои сто тридцать три года…

— Дай договорить! Он умер уже давно, не оставив наследников.

— Ни детей, ни кого-то еще?

— Абсолютно.

— Может, есть другие родственники? У него же должен быть брат, или племянник, или хоть какая-нибудь четвероюродная сестра?

— Пока я никого не нашла.

— У него должен был быть нотариус! Во Франции он есть у каждого!

— Возможно.

— Пожалуйста, отыщи хоть что-нибудь!

— Буду искать и, если что-то будет, сразу позвоню.

— Ты просто ангел!

Натан положил диктофон на место.

Сибилла только что забежала домой и уехала на работу раньше обычного.

Запись, которую он прослушал, почему-то оставила странное послевкусие. Одна из фраз застряла в голове, и ему было от нее не по себе. Хотя никакой логики он в этом не видел.

«В глубине вашей души гнездится страх того, что люди — непонятные существа и вы неспособны с этим справляться».

Натан закрыл шкаф и пошел собираться на работу.

Люди и правда очень загадочные, даже самые близкие. От этой мысли ему стало тоскливо.

Он никогда бы не признался Сибилле, что рылся в ее вещах, просто потому, что невозможно было предугадать, как она отреагирует, и заранее продумать ответ. И все же эти странные послания начинали здорово его беспокоить.

Я отправилась на корабль рано утром, надев характер номер пять, как другие надевают модное платье. Оскар Фирмен согласился принять меня раньше обычного. После встречи я на минутку забежала домой и, не теряя времени, помчалась на работу. Натан скоро тоже должен был прийти. Решение вернуть его в команду было совершенно нелогичным, но снова менять курс я не хотела.

Пять дней. У меня оставалось всего пять дней, чтобы исправить ситуацию на корабле. Нужно было срочно все проанализировать и понять, к каким результатам привели нововведения последних дней. Сказать по правде, теперь они казались мне хаотичными и противоречащими друг другу. Пришло время посмотреть на этот опыт свежим взглядом, методично отобрать лучшие решения и оставить только их. Невозможно эффективно управлять предприятием, базируясь на чувствах и инстинктах. Чтобы все работало, нужен рациональный подход.

Я села в фуникулер. Одновременно со мной ввалился попрошайка. Я всегда остерегалась этих типов, мало ли что они могут выкинуть, особенно под влиянием алкоголя. Он шел по вагону, а я исподтишка наблюдала за ним. Довольно быстро я заметила, что милостыню подавал каждый восьмой или десятый пассажир. Небольшая железная табличка прямо передо мной сообщала, что вагон второго класса вмещает двадцать восемь сидячих мест и пятьдесят шесть стоячих. Час пик уже прошел, и нас было вдвое меньше. Я быстро прикинула… Получилось восемь-десять человек в час пик и от четырех до десяти в остальное время. Если каждый дает… ну, скажем, двадцать сантимов, то за трехминутный перегон этот тип набирает от одного франка шестидесяти сантимов до двух франков в часы пик — в среднем один франк восемьдесят сантимов, и от восьмидесяти сантимов до одного франка в остальное время — в среднем девяносто сантимов. Хм, если умножить… получается, от восемнадцати до тридцати шести франков в час. И никаких налогов. Шарль де Голль в своем Елисейском дворце мог ему позавидовать!