Лоран Гунель - Я обещаю тебе свободу

1. Вымыть чашку сразу же после использования.

2. Вытереть полотенцем, висящим на крючке слева от раковины.

3. Убрать чашку в шкаф.

После героической вылазки в стан врага я вернулась в свое укрытие и решила поработать над оптимизацией расходов на провизию.

Обложившись счетами от поставщиков мяса и рыбы, я сделала некоторые подсчеты, позволившие оценить рентабельность ресторана. Затем я собралась с духом и отправилась на кухню.

Родриго готовил обед. Печи гудели, масло в сковородках переливалось, все было пропитано запахом жаркого.

Для начала я стала молча наблюдать за его работой.

— Тебе что-то нужно? — настороженно спросил он.

Я отрицательно покачала головой, сделала знак, чтобы он продолжал, не обращая на меня внимания, и спряталась подальше в угол.

Довольно быстро мои догадки подтвердились: он резал мясо на глаз, и порции в тарелках довольно существенно различались.

— Вот что я тебе предлагаю, — сказала я наконец.

Он обернулся, подняв бровь:

— Что?

— Давай взвесим те порции, которые уже лежат на тарелках.

— А?

— Смотри! Где твои весы?

Он показал головой куда-то в сторону.

Я взяла две тарелки с жарким из говядины, которые дожидались, когда официант заберет их, и поставила на рабочий стол рядом с весами.

Затем двумя пальцам схватила кусок мяса с первой тарелки и положила на чашу весов.

— Эй! Что ты делаешь?

— Хочу взвесить мясо.

— Но ты же все испортила! — воскликнул он так, словно произошла катастрофа. — Смотри! Ты размазала весь соус! Это же черт знает что…

— Я верну мясо на место, а тарелку мы просто вытрем.

— Нет-нет! Ты все испортила!

Этот человек делал трагедию из любой мелочи.

— Смотри, это кусок весит сто шестьдесят два грамма.

— И что?

Я выложила мясо обратно на тарелку.

— Да не так, не в ту сторону! Это выглядит смешно! Как будто говядина обиделась на цветную капусту…

— Ничего не изменилось.

— Все изменилось! Ты вообще не уважаешь мою работу!

«Не будет же он плакать из-за того, что я развернула кусок мяса!»

Я взвесила вторую порцию:

— Сто тридцать девять грамм. Видишь?

— Ну да, немного меньше, и что?

— В том-то и дело, что ста сорока граммов на человека вполне достаточно. Давай не будем выходить за пределы этой цифры.

— То есть ты хочешь сказать, что я плохо справился с тем куском, да?

— Ты должен все взвешивать, прежде чем готовить, и, если порция получается больше ста сорока грамм, отрезать кусочек.

— Отрезать кусочек?

— Да.

— И что я с ним сделаю?

— Положишь на другую тарелку и добавишь к ней столько, сколько нужно.

— Ага, отлично! Я буду поваром, который делает блюда из кусочков!

— Давай посмотрим на это здраво. Клиенту важно качество мяса, а не то, как оно порезано.

— Бред какой-то! Может, сразу измельчить и насыпать в тарелку нужное количество?

Он начал заводиться, и я решила закончить разговор, пока еще могла выносить степень его иррациональности.

— Это тебе решать. Можешь использовать остатки на следующий день, сделать из них фарш или что-то другое — на твое усмотрение. Ты же видишь, что сейчас мы могли бы сэкономить двадцать два грамма, а это двенадцать-тринадцать процентов стоимости куска. С нашими финансовыми трудностями такими вещами нельзя пренебрегать.

— А, так вот в чем дело! Я виноват, что у фирмы нет денег? Ты на это намекаешь?

Он весь побагровел, а я никак не могла взять в толк, почему он так резко отреагировал на факты и простой анализ ситуации. Чем больше эмоций он обрушивал на меня, тем больше мне хотелось ничего не чувствовать и поскорее отстраниться. Нужно было поразмыслить и найти логичное объяснение его нелогичному поведению.

Скорее всего, Родриго обладал характером номер четыре. Я узнавала в нем то, что пережила накануне: непреодолимое желание сбежать от банальной повседневной жизни в богатый, насыщенный переживаниями внутренний мир. У него были любимые способы выделиться: он ненавидел следовать правилам, гнушался повторять два раза один и тот же рецепт, хотел быть не как все и, о чем бы его ни просили, всегда поступал по-своему. В результате он попадал в ту же ловушку, что и я днем раньше: с одной стороны, огромная потребность быть уникальным, чтобы не слиться с общей массой и не потонуть в ней, а с другой — тяжелое переживание своей отделенности, невозможности стать своим, ощущение себя дефектным и недостойным любви.

Он вел себя несколько иначе, чем я накануне, но Фирмен несколько раз повторял, что один и тот же характер может проявляться тысячью разных способов и что в мире нет двух абсолютно одинаковых людей. Нас объединяют только базовые принципы, они же фильтры в сознании: то, что побуждает к действию, порождает эмоции, искажает картину мира и подсказывает, как интерпретировать события.

Я ненадолго задумалась, вспоминая, что именно говорил утром Оскар Фирмен о моем предыдущем характере. Мне хотелось объяснить нашему повару, как он устроен, чтобы он успокоился и здраво взглянул на ситуацию.

— Родриго, я сейчас расскажу, что с тобой происходит и почему ты так злишься…

— Что со мной происходит? Ты хочешь сказать, что со мной что-то не так?

— Вовсе нет, просто хочу кое-что пояснить. Каждый из нас имеет свой собственный характер, который заставляет нас особым образом воспринимать себя и других. Людям с твоим типом личности кажется, будто в них есть нечто, чего другие не в силах понять и… хм… ну, скажем, оценить. Поэтому, если тебе указывают на что-то, ты воспринимаешь это как упрек и тяжело переживаешь.

— Ты хочешь сказать, что я слишком чувствительный?

Его глаза покраснели. Я терялась в догадках, что это могло означать. Он злился? Или стыдился?

— Пожалуйста, не обижайся, но…

— Как я могу не обижаться? Ты говоришь, что я слишком чувствительный, а мне после этого еще и обижаться нельзя?

— Я просто пытаюсь донести до тебя одну мысль. Я делаю замечания не для того, чтобы обидеть, а чтобы какие-то вещи ты делал немного по-другому. Можно просто выслушать и принять к сведению, не испытывая негативных эмоций. Я знаю, почему ты так остро реагируешь на мои слова: в глубине души тебе кажется, что с тобой что-то не так. Но на самом деле все хорошо, в тебе нет никакого изъяна. Ты можешь расслабиться и не чувствовать себя плохим, если кто-то просит тебя изменить подход к работе.

— Офигеть, что я слышу! Ты говоришь, что у меня в голове какие-то бредни, что я, как чувак из психушки, что-то там себе придумываю, что у меня вообще поехала крыша и при этом я не должен обижаться, когда слышу такое.