Шубханги Сваруп - Широты тягот

Вместо этого он садится за весла и катает дочь по укромным заливчикам и гротам. “Подводный мир — это неизученная карта надводного мира, — часто повторяет он ей. — Живя исключительно на суше, мы ограничиваем свое понимание. Все сферы и формы жизни, все природные циклы и эмоции, какие только можно найти на земле, есть и в воде. Мало того, они выражены там гораздо сильнее”.

Купаться для Гириджи примерно то же, что для верующих молиться. Все боли и тревоги исчезают. Ничто тебя не тяготит, даже страхи и горести. Порой в обществе крокодилов, акул или скатов нервы дают о себе знать, но страх в воде отличается от страха на суше. Здесь это особая, более фундаментальная разновидность благоговения.

Скопища камней, водорослей и кораллов часто напоминают Гиридже с Деви материки и животных. В топографии подводного мира Антарктика — это отмель, выступающая из моря во время отлива, а Италия — шрам на панцире черепахи.

Они смотрят, как солнце встает над Антарктикой близ побережья Средних Андаман и закатывается над Мертвым морем — так они зовут соляные равнины. Окраины дня — последнего на островах для Деви — соединяет слоновья тропа. Девочка с энтузиазмом сопровождает слониху в ее походах с места лесозаготовок в рабочий поселок. Его обитатели рассказывают ей, что ее мать, провидица, спасла от безумия именно это животное. Когда Деви идет за слонихой по пятам, гладит ее хобот и держится за уши, взбираясь к ней на спину, она ищет в ее глазах следы благодарности.

Ближе к вечеру зной обессиливает их. Гириджа видит, как из глаз дочери уходит живой блеск, а ее рот приоткрывается от жажды. Но у них кончилась вода и даже лимоны. Он ждет, пока слониха уйдет вперед, и подходит к отпечатку ее ноги. Глубокая выемка понемногу наполняется чистой водой, выжатой из мягкой и влажной почвы. Он зачерпывает ее ладонью и смачивает Деви лицо и шею. Мельком Деви замечает в воде отражение — свое и отца. Это вызывает у нее невольную улыбку. Как уютно ее мирку в слоновьем следе! Подобно островам, он всего лишь мимолетное отражение в океане времени.

Хотя Деви измучена долгим днем, ей по-прежнему страшно думать о предстоящем отъезде. Она спрашивает отца:

— Ты сердишься на меня за то, что иногда я убиваю насекомых и разбила фарфоровую куклу из шкафчика?

— Нет, — отвечает он. — У меня сердитый вид?

— Ты отправляешь меня так далеко…

Он гладит дочь по волосам и целует в лоб. В отличие от родителей, Деви на удивление кудрява — напоминание о том, что она не просто их синтез.

— Я стареющий ученый. Острова достаточно велики для моих исследований, но слишком малы, чтобы удовлетворить любопытство многообещающего молодого ученого вроде тебя. Ты должна уехать, чтобы потом вернуться с новейшими теориями и открытиями и просветить меня… А еще ты должна своими глазами увидеть снег.

Гириджа Прасад говорит с ней, как взрослый с ребенком, а не как один ученый с другим. И Деви больше не наседает. Даже наука имеет свои границы. Хотя изучение прошлого позволяет предсказать рисунок очередных расставаний, действительный миг разлуки — это всегда шок.

Как только Деви ступает на материк, ее жизнь бесповоротно меняется. Вид этих бескрайних сумбурных земель ошеломляет. Просидев у окна поезда три дня кряду, она убеждается в том, что реки и озера довольно редко разнообразят здешний ландшафт. Если бы Деви была совсем неопытной, она могла бы подумать, что на долю суши приходятся добрых три четверти мира. Но она не совсем неопытна. Ей известно о существовании таких мест, как ее острова — холмистые, раздробленные, затерявшиеся в океане. В них больше правды, чем в континентах.

Когда автобус заползает с железнодорожного вокзала высоко в горы, у нее холодеет в животе. Отсюда не видно тех далеких уступов внизу, с которых началось путешествие. Хорошо знакомая с пустотой над океаном, простирающейся до самого горизонта, она еще никогда не встречала той же самой пустоты на такой вышине. С непривычки ее мутит.

В общежитии ученицы быстро обозначают свою территорию портретами родных, фотографиями домашних питомцев и другими мелочами ностальгического свойства вроде игрушек и поздравительных открыток. У Деви нет с собой ничего сентиментального — только одна раковина, подарок отца. Он уговорил дочь оставить сокровища, собранные ею на Острове Росса, кусочек коралла, отколотый от музейного экспоната, коллекцию перьев, листьев и цветов и даже его собственный портрет, нарисованный сепией. Такой багаж обременяет душу, пояснил он.

— А кто твои родные? — спрашивает любопытная девочка, занявшая соседнюю кровать. Деви рассказывает ей о Гиридже Прасаде и Мэри. — Она твоя мама?

— Нет.

— А где твоя мама?

Деви не знает, как ответить на этот вопрос. Прах ее матери развеян по всем Андаманам. Отец больше года путешествовал с урной по самым далеким уголкам архипелага. Теперь ее мать там — во всяком случае, это последнее место, где она находилась.

Позже, ночью, она слышит, как по комнате гуляет шепоток — точно водоворот, колеблющий течения. Слухи борются друг с другом; наконец одна из девочек набирается смелости и обращается к Деви прямиком:

— Твоя мама сбежала? Или твоя служанка и есть твоя мама?

Ответ Деви короток — пощечина.

За первую же неделю в школе, в разные дни, Деви успевает наградить пощечинами двух девчонок, назвавших ее сиротой. И хотя она выглядит щуплой, ни одна из пострадавших не осмеливается дать сдачи. Мешает этот пронзительный взгляд. У Деви материнские глаза. Они способны остановить бегущего зверя и принудить человека к подчинению. Деви получает прозвище Дикарка. Дело не только в ее загорелой докрасна коже — она и ведет себя так же необузданно, как нагие туземцы на островах. Кто-то высказывает предположение, что отец Деви — племенной вождь, у которого столько жен, что он уже позабыл, какая из них ее мать.

Однажды в столовой, за обедом, ее начинают дразнить сидящие рядом старшеклассницы.

— Эй, красотка, ты нас всех побьешь, если мы назовем тебя Дикаркой? — кричит одна.

Ответа нет.

— А если сиротой, тоже всех побьешь?

— Мы не против, — встревает третья. — Лучше пощечина от малявки, чем розги от учителей.

Все покатываются со смеху.

Через несколько дней, когда после обеденного перерыва всем предстоят игры на спортплощадке, Деви ускользает из класса в столовую и выливает на скрытую из виду часть скамьи полбутылки кетчупа. Старшеклассницы замечают это лишь тогда, когда поправить уже ничего нельзя. Им приходится идти на физкультуру в испачканных юбках, как будто у них вдруг начались месячные.

Деви невозможно приучить к дисциплине. Розги и лишние часы в классе после уроков для нее не наказание. В мучительные минуты она сбегает на острова, сжимая в руках отцовский подарок. Отполированная морем раковина наполняет ее далеким шумом волн, превращая горы в самую высокую и могучую из них. Голые ветки напоминают вынесенный на берег плавник, и в каждой слезинке есть океанская соль.