Клаудио Магрис - Дунай

Отклонение от прямого, точного дунайского маршрута в данном случае оправдано исторически, а также психологически: внезапно проявив волюнтаризм, баба Анка решила, что мы начнем с Бела-Цркви, а не с Апатина, Нови-Сада, Земуна и Панчево, наплевав на правильный пространственно-временной порядок, согласно которому то, что раньше, предшествует тому, что позже, а цифра четыре находится между тройкой и пятеркой. Но я путешествую с бабой Анкой, которая сама решает, что раньше, а что позже, со спокойной правотой уверенного в себе человека, вовсе не нуждающегося в систематическом порядке.

Итак, мы остановимся в Бела-Цркве и будем двигаться по расходящимся отсюда, как из центра, лучам, а потом возвращаться в исходную точку, мы посетим прочие, связанные с Дунаем места в Банате и окрестностях. Кстати, и Антиквар, с отчаянной педантичностью следующий за рекой метр за метром, добравшись досюда, позволяет себе съездить на экскурсию, отклониться от прямого пути, он даже на время расстается с Дунаем и, например, подробно рассказывает о Темешваре, лежащем в сотне километров от реки. Антиквар, а вместе с ним баба Анка правы, потому что весь здешний край — Дунай, река — его жизненный нерв, сама история, как говорил эрудит и летописец Баната Швикер. Мюллер-Гуттенбрунн подчеркивал, что без «историко-всеобщей реки» и без всемирной истории, которую несли ее волны, здесь были бы одни болота да низины. Стены Темешвара — дунайские берега, храмы Бела-Цркви — растущие на речных берегах тополя и ивы.

Баба Анка показывает мне родной дом, дом состоятельного коммерсанта, управляющего и снабженца Милана Вуковича, который был мадьярофилом и писал свою фамилию на венгерский манер — Vukovics. После Первой мировой перед этим домом остановилась коляска доктора Йона Джана, депутата от румынского меньшинства в Белграде, одного из многочисленных претендентов на руку бабы Анки и одного из немногих, кто не сумел стать ей мужем: на сегодняшний день она была верной, преданной женой и спутницей до гробовой доски четверым мужчинам, а вот детей у нее нет.

Бела-Црква — небольшой городок, расположенный в чуть более ста километрах от Белграда, на левом берегу Дуная, в Банате — одном из сердец Паннонии и старой габсбургской империи. Сегодня Банат — одна из трех земель, входящих в автономную область Воеводина, которая, в свою очередь, относится к Сербии. Банат — северо-восточная часть Воеводины, разделенная протяженной границей с Румынией; остальные части Воеводины — Срем (древнеримский Сирмиум), расположенный к югу от Дуная, и находящаяся на северо-западе Бачка. Впрочем, обширная часть прежнего, исторического Баната, не случайно называвшегося Темешварским Банатом, сегодня относится к Румынии, его столица — Темешвар, то есть Тимишоара. Франческо Гризелини, венецианский просветитель, путешествовавший по здешним краям в 1774–1776 годы и оставивший в «Путевых заметках» их любопытное описание, говорит, что Банат расположен между Дунаем, Тисом, Марошем и Трансильванскими Альпами. Банат — мозаика народов, слоями накладывавшихся друг на друга и создававших многоуровневую структуру этносов, властей, юрисдикций; на этой земле встретились и столкнулись Османская империя, власть Габсбургов, упорно стремившиеся к независимости (а затем и к господству) венгры, набиравшие силу сербы и румыны.

В документальном телефильме о Воеводине упоминаются двадцать четыре этноса. Гризелини, проявляя большую сдержанность, говорит о десяти нациях, которые он подробно описывает: валахи (то есть румыны), рашане (то есть сербы), греки, болгары, венгры, немецкие колонисты, французы, испанцы, итальянцы, евреи. После освобождения Темешвара, который Евгений Савойский в 1716 году вырвал у турок, генерал Мерси, мудрый и деятельный губернатор, осушил болота, вновь заселил пустынные равнины и позвал сюда иммигрантов из разных стран; в 1734 году в городке Бечкереке было полно испанцев, основавших здесь Новую Барселону.

Крупнейшими колонизаторами стали немцы, откликнувшиеся в XVIII веке на призыв Марии Терезии и Иосифа II; немцы приезжали в основном из Швабии, Пфальца и Рейнланда, спускаясь по Дунаю на «коробах из Ульма»; это были упорные и трудолюбивые крестьяне, превращавшие опасные для здоровья болота в плодородные земли. Так Швабию, одно из сердец старой Германии, пересадили в Банату, до сих пор в его румынской части в некоторых деревнях можно услышать швабский или алеманский диалект, словно ты не в Румынии, а в Вюртемберге или в Шварцвальде.

Разумеется, сюда ехали не только немцы. Здесь были словаки, в основном протестанты, и сербы — они прибывали волнами на протяжении веков, отступая под натиском турок, были здесь и многие другие. Народы возвышаются, и мир трепещет перед их силой, но вскоре и сами эти народы платят дань быстротечности всего земного, — писал многознающий Швикер. Все трепещут перед всеми: турки — перед берущими Белград императорскими войсками, императорские войска — перед отвоевывающими Белград турками. За годы, десятилетия и века меняются законы городов, численность народов и приверженцев той или иной веры; металл в горниле продолжает кипеть, плавиться, сливаться в единое целое, обжигать, требовать нового и нового сырья.

В конце XIX века в Панчево были секейские деревни, в Бечкереке уже и не помнят, что некогда этот город был испанским. До середины XIX века нельзя говорить о национализме или националистических течениях; призвав немецких колонистов, губернатор Мерси собирался не германизировать эти земли, а заселить их умелыми крестьянами и ремесленниками, которые обеспечили бы прогресс и просвещение. Как подчеркивает Йозеф Кальбруннер, немецкие колонисты могли быть румынами и славянами, главное — они призваны были усвоить и распространить немецкую предприимчивость и прилежание.

Сегодня пять основных этнических групп, совместно проживающих в югославской Воеводине, согласно закрепленным в Конституции 1974 года принципам мирного сосуществования, — сербы, венгры, словаки, румыны и рутены, однако здесь присутствуют и менее многочисленные представители других национальностей — немцы, болгары, цыгане; есть здесь буневцы и шокаци, пришедшие несколько столетий назад из Южной Далмации, Боснии или Герцеговины, — поскольку эти сербские народности, как ни странно, исповедовали католичество, их считали «своими» и сербы, и хорваты, однако сами буневцы и шокаци воспринимали себя как отдельные народы. Кто знает, можно ли, рисуя столь идиллическую картину (правдивую, хотя и усиленно подчеркиваемую пропагандой), употребить румынскую пословицу: «Разве бывают зеленые кони и умные сербы?» Эту пословицу я узнал от невозмутимой бабы Анки, хотя сама она из старинного сербского рода. Интересно, какого мнения о немцах Райтер Роберт и какого мнения о венграх Франц Либхард?