Гейнц Зенкбейль - Воспитание жизнью

— Жалоб не будет.

— Будем надеяться.

К перрону медленно подошел поезд. Я занял свободное купе, открыл окно и покосился на часы. Если Анжела все-таки придет, то только в ближайшие три минуты. Потом будет поздно. По платформе уже шагал дежурный в красной фуражке.

Неприятны подобные минуты расставания на вокзале. Так много важного еще надо сказать!.. Анна, казалось, вот-вот заплачет. И действительно, по ее полным щекам уже покатились первые крупные слезы, точно такие же, как много лет назад, когда в такое же утро она провожала меня в Галле на слет пионеров.

«Анна, милая сестренка, если бы ты сейчас могла помочь мне! Но ты, к сожалению, даже не догадываешься о моем горе», — думал я.

Дежурный в красной фуражке подал сигнал к отправлению. Паровоз свистнул.

— Привет товарищам! — крикнул я из окна купе.

— Передам, Фред, передам! — ответил Георг.

— А тебе, Удо, желаю успешно выдержать экзамен.

— Сдам!

Анна разрыдалась:

— Будь здоров, Фред!

— Не беспокойся за меня, сестренка! Целуй маму!

Поезд тронулся.

Итак, Анжела не пришла…

Георг, Удо и Анна медленно шли за поездом. Вдруг Георг схватился за голову, словно что-то забыл, и крикнул:

— Послушай, Фред!.. — Он, прихрамывая, подбежал к окну моего купе и протянул мне небольшой сверток. — Вот, возьми на память!

Через несколько минут поезд был уже за городом. Только теперь я вспомнил о свертке. Развернул его и увидел коробочку. В ней были плоские мужские часы и браслет. На крышке часов было выгравировано:

«Нашему коллеге. От товарищей по ремонтной бригаде».

Держа часы в руках, я подумал: «Ты, Фред, должен забыть Анжелу. Только тогда ты сможешь по-настоящему служить и строить свое будущее. Этого от тебя ждут твои товарищи по работе, твои друзья».

Из комнаты рядового состава была видна половина территории военного городка: большой прямоугольный плац, поросший после частых весенних ливней сочной травой; приземистые одноэтажные и только что оштукатуренные казармы с плоскими просмоленными крышами; чистые асфальтированные дорожки, самая широкая из которых вела к воротам, где помещался контрольно-пропускной пункт и откуда начиналась высокая, высотой в рост человека, тянущаяся на несколько километров каменная ограда, которая окаймляла всю территорию военного городка. Так выглядели Три Ели — место расположения нашего артиллерийского полка.

Три Ели. Странное название.

Когда-то здесь было лесничество. Как раз на том самом месте, где позднее поднялась пожарная вышка городка. Лесничество называлось Три Ели из-за трех стройных деревьев, стоявших перед домом. На рубеже столетия лесничество сгорело. Красивые высокие деревья состарились и попали под топор. Но жители поселка Рагун и окрестных деревень по-прежнему называли это теперь уже не таинственное место прежним именем.

В пятидесятых годах сюда прибыл строительный отряд. Строители проложили в лесу просеки, провели электричество, водопровод и построили несколько казарм для будущего военного городка. Позднее появились жилые дома, нехитрые деревянные домики для членов семей офицеров и унтер-офицеров. Около трех лет назад выстроили Дом культуры, кафе, школу и детский сад. Так возник новый населенный пункт, еще не обозначенный ни на одной географической карте.

Историю возникновения городка и прилегающего к нему поселка Три Ели я узнал от командира нашего учебного отделения унтер-офицера Виденхёфта — сильного парня. Он был сыном рыбака с побережья Балтийского моря. В прошлом сам рыбак, Виденхёфт жил в этих краях уже пятый год и считался старожилом.

Кругом был лес: лиственный, смешанный, а больше всего хвойный. Лес начинался сразу за оградой городка. За лесом, в нескольких километрах, была пустошь, песчаная или поросшая вереском. В двух часах ходьбы к северу от Трех Елей начиналось болото, которое тянулось до самой границы. А в непроходимых лесах вас подстерегали коварные черные озера.

Прошло три недели с тех пор, как мы высыпали из вагонов на маленькую станцию поселка Рагун. На грязной привокзальной площади нас построили в колонну. Когда мы во главе с военным оркестром проходили мимо ветхих домишек поселка, нам было весело. Но уже тогда эта веселость показалась мне какой-то подозрительной. Мы в тот момент были похожи на маленьких детей, которые не хотят показывать, что им страшно. Офицеры и унтер-офицеры, которые сопровождали нас, снисходительно улыбались. Они даже предоставили нам известную свободу действий, понимая, что для нас здесь все ново. На узкой ухабистой проселочной дороге, прямиком ведущей через сосновый лес к Трем Елям, мы притихли: долгая ходьба в строю утомила нас. Прошли КПП городка и окончательно умолкли, когда за нами закрылись обитые железом ворота.

Да, здесь была совсем другая жизнь! Дорогая сестренка Анна, лучше бы ты обо мне так не заботилась! Как мне было тяжело первые дни! Утренняя зарядка, частые построения и маршировки, постоянные поверки, распределение на различные работы, не говоря уже о самих военных занятиях!

И все же я постепенно привыкал к новой жизни. Учился жить по распорядку, застилать кровать (что для меня было, пожалуй, самым трудным), ходить строевым шагом, отдавать честь.

Изучал воинские уставы. Узнал, какие знаки различия у ротного фельдфебеля и генерала, как вести себя в увольнении и на посту, как оберегаться от обмораживаний и потертостей при продолжительных маршах. Вскоре я с завязанными глазами мог разобрать и собрать автомат Калашникова, а также начистить ведро картошки меньше чем за пятьдесят пять минут. Раньше я за год так не менялся, как за эти несколько недель.

Я стал настоящим солдатом и ничем не отличался от других, только…

Остальные веселились и шутили. В свободное время читали, занимались спортом, пели в полковом хоре или играли в любительском эстрадном оркестре. Я же держался как-то в стороне ото всех.

Почему? Почему только у меня было подавленное настроение? Мог ли я сказать, что мне здесь плохо?.. Занятия были тяжелые, интересные.

Еда? Конечно, Анна готовила вкуснее. Но она варила только на трех человек. А здесь кормили более тысячи. И все же при всей своей простоте пища была разнообразной и питательной.

Не могу пожаловаться и на то, как нас разместили. У меня была своя кровать, тумбочка. Белье регулярно меняли. Сначала, правда, мешали спать несколько человек, которые сильно храпели, но и к этому я со временем привык. С начальниками мне повезло. Культурное обслуживание было на высоте. Раньше я никогда так часто не бывал в кино — два, даже три раза в неделю, и все бесплатно. Кроме того, в нашем распоряжении был полковой клуб с его читальным залом, бильярдной и комнатой для игры в шахматы. А в комнате культпросветработы нашей батареи каждый вечер работал телевизор. Нет, жаловаться мне было не на что.