Лина Сайфер - Театр мыльных пузырей [litres]

Та беседа в «Джава Брейк», горячий шоколад, предложение уехать из Лоуренса с такой же кучкой «потеряшек», как она сама, и утвердительный ответ. Парень, который постоянно откидывал волосы с лица и курил, глядя в пустоту, после оказавшийся противоположностью всем ожиданиям.

Руби вспомнила фотоаппарат, оставшийся в фургоне, хранивший на карте памяти десятки потрясающих снимков улыбающихся ребят – с самого начала. Что будут чувствовать Говарды, обнаружив его у себя, осторожно листая кадры и прокручивая в голове тёплые воспоминания, несущие в себе столько тоски? А они ведь скоро останутся совсем одни…

Девушка уставилась на серую полоску ровной дороги.

«Мне так жаль, что тебя сейчас нет рядом…» – подумала она, взглянув на небо и обращаясь к другу со светлыми волосами и пронзительным взглядом тёмно-зелёных глаз.

– Может, мы были бы абсолютно другими, родись мы в параллельной вселенной. Ты бы прожила до старости в уютном домике, у меня была бы дружная семья, и сам я стал бы отличным человеком, работягой, честным, не азартным, без вредных привычек и дурных мыслей…

– К чему сейчас думать об этом? – перебила Макса Руби, чувствуя, как сжимается сердце.

– Потому что только перед концом понимаешь, что переиграть уже ничего нельзя. Не вернуться обратно, не начать сначала. Именно в финале приходит осознание, в голове словно тучи расходятся…

– Я думала, что у меня так много времени, – прошептала девушка, плавно поворачивая руль в нужном направлении. – Казалось, что несколько месяцев – огромный срок, но они пролетели, подобно урагану, в моих вечных попытках докопаться до смысла, загнать себя в угол. У меня было так мало времени, и я тратила его на глупое самоистязание и скорбь, поражавшую каждую клеточку похлеще всякого Рака.

– Знаешь, что меня радует? – внезапно засмеялся Макс.

– Что?

– Когда Аннетт ушла, я боялся, что действительно побегу за ней и буду молить о прощении. Сейчас я безумно счастлив, что даже если и захочу, то уже никуда не смогу побежать.

Руби усмехнулась. На какое-то время воцарилась тишина.

– Барлоу? – окликнул парень.

– Да? – спросила девушка, не поворачивая головы.

– Скажи, что любишь меня.

– Что?

– Скажи так, будто это правда.

Руби помедлила, а после перевела взгляд серо-голубых глаз на юношу.

– Я люблю тебя, Макс Иден.

Пляж Кармел-бич принял их, когда солнце начало уже клониться к горизонту. Светлый, почти белый песок отливал в лучах лёгким золотом, высокие волны прибоя приносили с собой пену, моментально впитывающуюся в песок. Над океаном пролетали чайки, где-то вдалеке молодая пара кидала летающую тарелку большому ротвейлеру, который возвращался с ней в зубах, радостно виляя хвостом.

Макс и Руби, поддерживая друг друга, направились к воде и удобно устроились на мягком песке, вытянув ноги, разглядывая искрящуюся воду и неровный след солнца на её поверхности, постоянно колеблющийся. Алые цвета заката, насыщающие небо у самого горизонта, постепенно переходили в более тёмные оттенки и пестрели над головами глубокой синевой с проблесками фиолетовых сполохов.

– Сказочное место, – прошептал Иден, снимая куртку и откидываясь на спину. Почти вся грудь парня была залита кровью, алой, совсем такой же, как заходящее солнце. – Им бы точно понравилось.

– Говарды ещё будут стоять на этом берегу, я уверена. Они придут сюда попрощаться, – промолвила Руби, чувствуя слабость во всём теле и внезапно навалившуюся усталость. Глаза постепенно слипались, сознание желало отключиться, навсегда забрав свою хозяйку.

– Здесь так спокойно, – улыбнулся парень.

– Макс, – прошептала девушка, – мы добрались. Мы сделали это. Мы сделали это ради всех, кто должен был сейчас сидеть здесь, рядом с нами.

– Мы сделали это, Барлоу.

Руби закрыла глаза и с наслаждением отдалась лёгкому ветерку, принёсшему запах волн, лениво треплющему тёмные пряди волос, играющему с ними, переплетая меж собой. Тут же за спиной девушки появились пять теней – худая Арья Говард, сжимающая руку защитника-брата, Кейн Барнс, улыбающийся так, что шрамик под губой слегка растягивался, Дэниел Кроуфорд, который, глядя на ликующие волны, понимал, что жизнь не так уж плоха, и даже Аннетт Бейли, выбравшая другой путь.

Семеро подростков, операция по спасению которых закончилась удачно, отдавали свою боль океану, который принимал ее, заливая брызгами холодной воды остывающий белоснежный песок. И они чувствовали этот момент каждой клеточкой своих измученных тел, смотрели на чудо, созданное самой природой, постепенно успокаивающее их.

По щеке Руби скользнула слеза. Все актёры театра мыльных пузырей должны были стоять здесь. Они заслуживали этого как никто другой.

И, несмотря на всё пережитое, последними лучами озаряющее берег солнце дарило покой и ощущение полной свободы, усыпляющей и такой долгожданной.

Тишина и облегчение.

Барлоу зачерпнула рукой горстку песка и смотрела, как крупные песчинки просачиваются сквозь пальцы, пока на ладони не осталась всего одна, еле различимая.

– Так же и с жизнью, Макс. Мой песок закончился, остался всего один момент. И знаешь, несмотря на всё, через что пришлось пройти всем нам, я могу сказать, что полюбила жизнь. Со всей её несправедливостью, болью и отчаянием. Я полюбила, потому что в ней есть равновесие, хранящее главную тайну. Я довольна всеми моментами. Моими моментами.

Голос сорвался, и девушка глубоко вдохнула.

– Я вдруг поняла, что больше не хочу вдыхать сигаретный дым. Только здесь, сидя на берегу и чувствуя лёгкость ветра, я поняла, что я всё это время не могла свободно дышать, заглушая попытки все новыми порциями дыма.

– Чёрт знает, метафора это или нет, но мне нравится, – хрипло прошептал Макс, резко закашлявшись.

Руби смотрела на воду, чувствуя, как сжимается сердце и трясутся колени – она не могла заставить себя посмотреть в сторону друга.

Серая футболка стояла колом от подсохшей крови, которая не переставала вытекать из раны на животе, забирая с собой все шансы юноши на жизнь.

Его лицо стало ещё бледнее, скулы ещё более острыми и сейчас как-то болезненно пугающе. Ресницы слиплись, бледные губы подрагивали от боли, но в карих с золотыми крапинками глазах всё равно светилось спокойствие и уверенность.

Макс протянул девушке окровавленную руку, и та крепко сжала её, переплетая пальцы.

– Я… Я горжусь нами, Барлоу, – из последних сил прошептал парень, а затем обмяк на песке и расслабил руку, тут же безвольно упавшую.

– Я знаю, – ответила Руби. По её щекам вновь заструились слёзы, но она отчего-то улыбалась, глядя на маленький кусочек светила, выглядывающий из-за линии горизонта, будто провожая двух подростков.