Владимир Богомолов - Особое задание [Повести и рассказы]

Когда прошли половину пути и по предложению Миши пересекали поле напротив Терновой балки, пионер вдруг вспомнил, что ночью ни гула самолетов, ни мощного взрыва склада он не слышал. Миша догнал отца и, поправляя брезентовый ремень автомата, спросил:

— Папа, ты взрыва не слыхал?

— Нет, сынок. Тихо кругом, как до войны.

— Значит, склад не взорвали?! — с укором сказал сын.

— Значит, не взорвали, — глухо отозвался Зиновий Афиногенович.

И сразу радость отступила от Миши. В его голове мелькали догадки, как в калейдоскопе цветные стекляшки. Бойко мог и не сообщить нужному человеку. Тот мог не передать дальше полученные сведения. Самолеты не поднялись в воздух — нелетная погода. А теперь тем более. Куда бросать бомбы? В молоко, — разлитое над степью? Но Неонилла обещала… Не получилось? Надо сказать Пимену Андреевичу, пока близко от Терновой балки. Складне обоз. Это важнее.

— Догоню командира, — объявил Миша, — скажу ему.

Но не успел сделать и несколько шагов, как слева от отряда что-то резко грохнуло. Точно короткий разряд молнии на миг пробил плотный туман. За ним последовал второй, третий. Теперь оттуда в свинцовое небо то и дело взлетали сполохи, ндпоминая праздничный фейерверк. Это взлетали на воздух ящики в Терновой балке…

До взгорка, откуда решили сделать набег, дошли часа через три.

Ломакин достал из нагрудного кармана большие, почти в ладонь часы, открыл крышку.

— Скоро восемь, — сообщил он.

А туман не рассеивался. Напротив, земля все плотнее и плотнее окутывалась его пеленой. И это вызывало тревогу: вряд ли немцы решатся выехать в такую непогоду, да еще после взрыва склада. Но тут же тревога сменилась надеждой: раз обоз идет на станцию, значит, он должен успеть к определенному часу. Под него, наверное, уже и вагоны поданы.

Небольшими. группами отряд встал у подножия кургана. На вершину Ломакин выслал двоих. Не столько глядеть, сколько слушать.

Зиновий Афиногенович с сыном подошли к телеграфному столбу и чутко навострили уши. Романов-старший даже — приподнял треух. Холодный сырой воздух пробирался за воротник, залезая под полы пальто, покрывал тело мурашками. Миша несколько раз бегал от столба до столба, согреваясь и разминая затекшие ноги. Отец словно прирос к столбу. Каждый раз, подбегая к нему, Миша видел, что он смотрит в ту сторону, где притаился невидимый хутор Майоровский.

Наверное, взрыв в Терновой балке здорово напугал немцев. За то время, пока они стоят в засаде, ни одна подвода, ни одна машина не прошла в сторону города. Из Котельниково проехали две легковушки (определили по звуку мотора) и грузовик с солдатами (слышны были громкие встревоженные крики).

— Не поедут, должно, сегодня, — сожалея, сказал отец, глянув на небо. Там, в вышине его, все чаще и чаще стали проглядывать голубые клочки.

Солнце уже плавало где-то — над курганом, когда чуткое ухо Миши уловило однотонное тяжелое гудение на дороге. Он рванулся к кювету, припал на колени, прижался ухом к холодной земле. Слышно, как гулко бьют копыта по земле.

Если слышно, вспомнил Миша одну из примет, позволяющую определить расстояние, значит не больше полверсты. — Он так же резко подбежал к отцу. Тот, наверное, не слышал топота лошадей, но по счастливой улыбке и. по горячим уголькам черных, горящих глаз сына догадался: обоз идет.

— Сообщи Пимену, а я за дорогой послежу. По своим следам Миша быстро добежал до Ломакина и негромко крикнул:

— Идут!

Передай отцу: сигнал — мой выстрел.

По редкой цепочке партизан вслед Мише катилось одно и то же предупреждение:

— Сигнал — выстрел.

Вот они, первые подводы долгожданного обоза. Партизаны совсем близко подобрались к дороге. Туман начал наконец-то редеть. Впереди охраны никакой. Выходит, не ждут враги партизанского сюрприза. Хотя за те недели, что отряды Ломакина, Паршикова и других кружатся по степи, недосчитались немцы и румыны многих своих солдат и подвод.

Условного выстрела все не было.

Отец широкими шагами пошел к дороге. Сын последовал за ним, держа озябший палец на пусковом крючке автомата.

— Послхай, сынок, — сказал Зиновий Афиногенович, — сзади вроде никого нет?

Миша напряг слух и зрение. Тихо.

— Ну, пошли, — кивнул отец и, прижимая автомат к животу, зашагал за подводами.

Вдруг Миша заметил, что чуть впереди, с противоположной стороны, на дорогу тоже выходят люди. Кажется, солдаты.

— Стой! — прошептал он и тут же пригнулся к земле, так как впереди и сбоку раздалось одновременно несколько выстрелов.

— Наши! — закричал Романов-старший и побежал к задним подводам, откуда уже доносились панические крики.

Возницы и румынские солдаты в длиннополых шинелях и черных папахах сочли за самое разумное, отстреливаясь, попытаться бежать назад. Но здесь их встретили длинные очереди автоматов Романовых. Одни падали, скошенные пулями, другие — с перепугу.

Добежав до ошарашенно храпевших лошадей, Миша ловко перерезал постромки, вскочил на невысокого серого коня, второго подвел отцу.

Уже тарахтели по дороге подводы, развернутые в степь. Только там, впереди, еще раздалось несколько одиночных выстрелов. Крики солдат о пощаде перекрывали радостные возгласы. К Мише подбежал Баннов. Его бледное лицо сияло счастьем. Он уже успел повесить на шею два трофейных автомата.

— Здорово, Зиновий! — кричал сзади Паршиков.

— Здорово, Тит!

На горячем жеребце к ним подскакал Ломакин.

Берем две подводы — муку и мясо, — коротко бросил он на ходу партизанам. — Остальное поджечь! Оружие не оставляйте.

Мише казалось, что бой длился не меньше часа. Но когда они отъехали от разгромленного обоза, Пимен сказал, что ребята молодцы — управились за двадцать минут.

По полю разносился запах горелого мяса и хлеба. Огромными кострами пылали подводы с сеном. Испуганные лошади, разбрасывая в разные стороны ошметки вязкого снега и хлопья пены, выкатив оловянные глаза, носились по целине.

— Жалко животину, — сокрушенно сказал Ломакин. — Пропадет ни за грош… Миша! Вася! — позвал он. — Загоните косяк на дорогу. Может, добредут до хутора, а там, глядишь, казаки припрячут…

— Да ну их — коней, — поторопил Ломакина Паршиков. — Надо подальше уходить.

Василий и Миша, размахивая постромками И покрикивая, сгоняли лошадей со снежной целины на дорогу.

— Не задерживайтесь! — торопил их Ломакин. — В случае чего, держите куре на Киселевку…

Пока Баннов с Романовым подгоняли косяк к грейдерной дороге, отряд успел отъехать далеко. Первым забил тревогу Василий. Он крикнул:

— Кончай, Мишка! Поехали.

— Ты догоняй, я сейчас.

Он заметил, что многие лошади жмутся к высокому битюгу, а тот озверело крутит головой и норовит снова удрать в степь. В конце концов можно бросить косяк и поехать вслед за своими. Но Мише казалось, что он закончил единоборство с упрямым жеребцом и тот галопом поведет лошадей по дороге. Однако битюг тревожно ржал и отбивался от тянувшихся к нему кобылиц.