Владимир Богомолов - Особое задание [Повести и рассказы]

Офицер посмотрел на него и ничего не ответил. Разве мог сказать он Мамаеву о том, что сегодня ему впервые за два военных года не хочется уходить из городка, хочется остаться здесь на лишний день, даже полдня, ну хоть на час. Нет, об этом никто не должен знать. даже Сковорода, который понял бы Андреева и не осудил его.

Перед выходом к лейтенанту подъехал лихой разведчик.

— А Валя не едет с нами? — удивленно спросил он. прикуривая от трофейной зажигалки Андреева.

— Нет. Я приеду в отпуск, и мы поженимся.

— Разве это нельзя оформить сейчас? — не понял Сковорода. — Взял бы и зачислил ее в медсанбат, у меня там начальник. — свой человек. Он мою Люську запросто принял, и ни один комар носа не подточит. Учись, лейтенант, пока я живой.

Андреев усмехнулся.

— Нет, Ваня. Я вовсе не хочу такой любви.

— Пожалеешь, Андрюха, да поздно будет. — И, отъезжая от комбата, попросил: — Если передумаешь, шепни.

Полк уходил из городка… Звенела на морозе начищенная до золотого блеска медь духового оркестра. Новая музыка, свободная, легкая и в то же время невольно переносившая идущих куда-то в ночь, в разбитый городок, в залу, откуда доносятся звуки сохранившегося старого, немного фальшивящего рояля, к дому, где, скрипя на проржавевших петлях, раскачивается одна половина массивных дубовых ворот, заставляла улыбаться и ласково глядеть на слепящий глаза снег.

Валя стояла среди провожающих. Здесь были знакомые: некоторые по месту довоенной работы, некоторые по совместной жизни в партизанском отряде. Она видела, как Андреев, разговаривая с полным майором, беспокойными глазами искал ее среди стоящих на обочине. Она поднялась на носки и протянула вверх руку. Андреев увидел ее, и его смуглое лицо просветлело. Он поравнялся с Валей, остановил коня и сказал:

— Я буду писать тебе каждый день… Жди меня. — И, наклонясь еще сильнее, сказал тихо, чтобы слышала одна она: — Милая.

В это время мимо проезжал молодой офицер и шутливо бросил на ходу:

— Очередная любовь, Андрюша?

Андреев не обратил внимания на балагура, но глаза Вали вдруг стали испуганными. «Очередная любовь. Я — очередная? А он говорил… Но ведь те, кто воюет с ним, лучше меня знает его. Андреев смеется. Чему? Радуется, что уезжает. Мне так грустно, а ему весело». Она отвернулась.

— Валя? — огорчился Андреев, заметив перемену в ее лице.

— Прощайте, Андрюша, — спрятала она глаза, наполненные слезами. — Спешите, ваш батальон ушел.

— Валя? — еще раз обратился он к ней, но она, опустив низко голову, выбиралась из толпы.

— Товарищ лейтенант, — осадил во$ле него лошадь ординарец. — Вас командир полка требует.

Андреев в последний РОЗ взглянул НО Валю и, пришпорив коня, поскакал в голову колонны.

На следующее утро Валя укладывала в портфель чудом уцелевшие конспекты лекций, учебники Прянишникова, Вильямса. Она верила, что в ближайшее время в техникуме начнутся занятия, прерванные нашествием. Надо было начинать работать. И она решило во что бы то ни стало добраться до учхоза, но подумала и поняла, что будет лучше, если она сходит в районо или в райисполком, на худой конец. Там скажут, когда и куда следует явиться, чтобы начать мирную жизнь, о которой она столько мечтала.

Она подошла к зеркалу. Оттуда на нее глянуло плоское желтоватое лицо с нахмуренными бровями.

— Разве я поступила дурно? — спросила настоящая Валя у той, в зеркале, и, не. дождавшись ответа, продолжала: — Ведь я, любила его. И даже сейчас, когда мне стало известно, что я очередная любовь Андреева, я все равно люблю его: большого, сильного, красивого. Я даже верю, что он напишет, объяснит…

Мысли о вчерашнем лейтенанте прервал тяжелый стук в дверь. Валя быстро вскочила и, на ходу поправляя нерасчесанные после постели, длинные волосы, побежала открывать.

— Здесь Гордеева живет? — спросил, равнодушно подросток..

— Да. А что?

— Повестка ей. Наверное, это вам, — поправился подросток, глядя на протянутую руку женщины. — Из военкомата.

Валя расписалась на корешке. Закрыла дверь, прочла текст повестки.

— К девяти, — испуганно прошептала она, увидав, что стрелки ходиков показывают половину десятого.

В жарко натопленной комнате Валю принял капитан. Он вежливо осведомился о ее здоровье и только после этого спросил, кем она была в партизанском отряде.

— Минером, — ответила Гордеева, еще не зная, зачем ее пригласили сюда.

— О! — воскликнул капитан. — Минер. Такая золотая специальность, — он умиленно взглянул на Валю, — у такой, так сказать, красивой девушки. Нам вот так нужны минеры. — Военком провел ладонью по красной, толстой шее. — Масса мин вокруг, а минеров мало, так сказать, в обрез. Так как? Поможете нашим осоавиахимовцам?

— Извините, товарищ капитан, я должна объяснить. Я преподаватель техникума, — возразила Валя. — Нужно продолжить учебный год.

— Ерунда товарищ — как вас? — Гордеева, сущая ерунда. Вы туда не попадете — все заминировано. Сначала нужно Очистить территорию учхоза, а потом уж начинать занятия. Организуйте однодневные курсы со своими людьми.

На том участке, где работало отделение Гордеевой, разминирование шло успешно. Остались самые безопасные места — совхозный элеватор и усадьба дорстроя.

Выдался на редкость солнечный, со слабым морозом день. В обеденный перерыв Валя, усталая, похудевшая, с неожиданно посеревшими глазами, не спеша спускалась к неглубокой балке, на дне которой под тонким матовым льдом бежала маленькая, летом пересыхающая речушка. Ею овладело страстное желание остаться одной, сесть на недавно спиленное дерево, устремить взор в одну точку и думать… О чем именно, она не знала. Да это было и не так важно. «Лишь бы одной и думать. Стряхнув с помертвелой старческой коры молодой, еще не пожелтевший снег, Валя устало опустилась и увидала, как над ней, казалось, задевая крутой склон балки, бегут легкие, пушистые, прозрачные облака.

И вдруг она поймала себя на мысли о том, что думает об одном и том же: «А что сегодня делает Рн?»

Вот уже около недели Валя задает себе этот неразрешимый вопрос. Она твердо была уверена в том, что в один из обыкновенных вечеров, когда она придет домой, в постовом ящике окажется маленький бумажный треугольник. Но вечера проходили, а письма не было.

Подойдя к усадьбе дорстроя, она невольно обратила внимание на маленький бугорок с врытым столбиком — могилу воина, а может быть, мирного жителя, погибшего во время боев или оккупации. Половина столбика была заснежена, и Валя, с трудом отодрав толстую корку снеговой наросли, присела на корточки, чтобы прочитать, кто же здесь похоронен. Фамилия была незнакомая, но почему-то сейчас очень близкая и родная для нее. Это, наверное, потому, что на другом конце города, возле скорченной железной ограды небольшой часовенки, есть еще один такой же бугорок, с таким же столбиком, там лежит ее мать; и еще, наверное, потому, что она тоже начинает с некоторых пор верить в смерть Николая.