Джесс Лури - Когда деревья молчат

Я потянулась, мои руки дрожали.

Потому что, видите ли, я знала, что это, ещё до того, как взяла в руки.

Ожерелье с бумажным самолётиком Габриэля.

Наблюдая за домом Гоблина и хоть как-то защищённая сиреневым кустом, я ощущала болезненное и удушающее оцепенение. Если я не доведу дело до конца, то буду вечно плавать в этой серой безнадежности, как преследуемый ребенок, независимо от того, сколько мне лет, насколько я в безопасности, насколько велика, насколько богата.

Я знала это в глубине души, где жила истина.

Липкий ночной воздух был нежеланным дыханием на моей шее. Жужжали комары, гипнотизируя, шепча резкие колыбельные. Моя голова отяжелела и клонилась, крутилась, дергалась. Вот почему я не заметила, как в гостиной погас свет, не услышала мягкого щелчка открывающейся и закрывающейся двери, не услышала резкого щелчка дверцы автомобиля. Только когда машина завелась, мое сердцебиение разбудило меня своим глухим криком

смотри смотри смотри

Я вздрогнула. Мои глаза чесались ото сна. Я их потёрла, сосредоточившись. Это был Гоблин. Он уехал по направлению к городу.

Я рванула из куста сирени, через газон, через веранду и наконец через дверь.

Она была не заперта.

Меня тряхнуло при мысли о том, что я туда войду. Это было ужасно неправильно, предупреждение « неправильное место неправильное время не надо быть здесь» ползло по моей коже, как армия муравьев.

Кэсс, дорогая моя, надеюсь, что твоё лето пройдёт не слишком быстро! Мы с тобой увидимся, обещаю.

Ожерелье с бумажным самолётиком Габриэля лежало в моем заднем кармане. Я почувствовала клочок бумаги, когда сунула его туда. Я выдернула бумагу и поднесла её к лунному свету. Это была записка, которую я нашла в папиной студии. Я догадывалась, что это было: подсчёт за продажу наркотиков папы и Бауэра. Это бы объяснило, почему они проводят вместе так много времени, почему папа сказал маме, что их «бизнес» с Бауэром приносит больше денег, чем она, почему Бауэр закрыл окна своего подвала, а папа никогда не пускал нас в наш грязный подвал.

У них там были незаконные мини-плантации.

Оцепенев, я шагнула за дверь Гоблина.

Я очутилась в его столовой. Пахло сыростью, но сладкой, как гниющие фрукты. Гостиная была справа от меня, кухня слева, а закрытая дверь в подвал – рядом с кухней. Если всё было как у меня дома, то главная спальня находилась прямо по коридору, а ванная – напротив. На втором этаже, несомненно, располагались три небольшие комнаты с наклонными потолками, совпадающими с линией крыши, и две кладовки.

Но мне не нужно было смотреть их все.

Гоблин мог спрятать Габриэля только в подвале с затемнёнными окнами.

Я знала, что не должна быть там. Луна скользила по окнам, предупреждая меня. Но я не могла уйти, не убедившись. А иначе Гоблин получит Фрэнка, а Габриэль никогда не вернётся домой, а папа сожрёт меня целиком и выплюнет мои кости, чтобы он мог продолжать их посасывать, как он делал это с Сефи.

Поэтому я направилась к двери в подвал.

Навстречу запаху переспелых персиков.

Я взялась за ручку и повернула её, остановившись на верхней ступеньке. Темнота внизу была настолько абсолютной, что поглощала звуки. Я услышала свистящее дыхание, прежде чем поняла, что это я – страх сжал мои легкие. Мне хотелось убежать, но хуже, чем спуститься вниз, было бы только повернуть назад и ждать, пока папа наконец поднимется по лестнице и войдёт в мою спальню.

Я включила фонарик, сглотнув сквозь острые края в горле.

Ярко-жёлтый каким-то образом усугублял темноту, подчеркивая непроглядную черноту по периметру.

Я закрыла за собой дверь подвала на тот случай, если Гоблин вернётся раньше, и стала считать каждый шаг в глубину, чувствуя, как скрипят в зубах предостережения старого дерева. Семь ступенек, и я уже прошла половину пути вниз, достаточно далеко, чтобы увидеть размеры подвала.

Моя кровь стучала, я водила яично-жёлтым кругом света по потным стенам, по утоптанному земляному полу. Эта комната была такого же размера, как и та, что находилась под моим домом, этакий погреб чуть больше подвала, его затхлый запах запёкся у меня на губах и ноздрях, покрывая волосы.

Свет пробежал по темным консервным банкам у дальней стены, нашел стол, заваленный коробками, высветил единственную голую лампочку, одиноко болтающуюся на шнурке в центре комнаты, но все время возвращался в тот угол, пульсирующий угол, в котором на фоне грязи виднелся яркий, размером с сигарету, разрез.

Я огляделась в поисках любого шума, который предупредил бы меня, что Гоблин дома, но ветер всё заглушал. Даже лягушки перестали петь. Я сделала последние шесть шагов, преодолевая страх, огромный и мерзкий, как волдырь. Когда я поставила ногу на землю, утрамбованную так сильно, что она блестела как масло, запах свежевырытой могилы захлестнух меня с головой, словно я плыла в подземной реке, где этот запах был вместо воды, вместо воздуха, повсюду.

Здесь детей никто не защищал.

Мой фонарик дергался, требуя, чтобы я присмотрелась поближе к белой полоске в этом неправильном углу. Единственным звуком был стук моего сердца, стук темного переулка, более ужасающий, чем тишина. Чем ближе я подходила к углу, тем сильнее становился этот кисло-сладкий запах. Спотыкаясь, я двинулась к нему, вне себя, таща своё тело вперед, как сопротивляющаяся марионетка.

Я знала, на что смотрю, ещё не дойдя до цели, но продолжала идти, потому что…

Онетнетнеееееетнееет

Мой живот скрутило.

Я схватилась за стену, чтобы не упасть. Моя рука коснулась грубой, влажной прохлады цемента. Я дернулась и отпрянула. Мой луч фонарика задержался на этой белой линии в грязи ещё на несколько ударов, пока мой мозг смог вспомнить слово

палец

Одинокий человеческий палец торчал из земли, согнутый, цвета призраков и криков.

Палец Габриэля.

Я застонала.

Дверь подвала резко открылась, заливая лестницу трусливым жёлтым светом.

– Кто там?

Я прикусила язык, чтобы не захныкать, кровь наполнила мой рот привкусом монеток. Гоблин стоял в тринадцати шагах надо мной, обрамленный ярким прямоугольником, сгорбив плечи. Должно быть, он припарковался на дороге, вот почему я не слышала, как он подъехал, не заметила, как он вошел в дом, и никак не была готова.

Он никогда не забудет мне, что я видела этот палец.

Я выключила фонарик и прижалась спиной к сырой стене. Я попыталась вжаться в неё, стать камнем и грязью, потому что им нельзя причинить боль, но это не сработало. Я осталась девочкой, созданием из плоти и крови.

– Я сказал, кто там?

На секунду, дрожащее безумное мгновение, я подумывала ему ответить.

Просто я, Кэсси. Я не хотела видеть ничегояникомунескажупожалуйстаотпустите.