Наталия Миронина - Босиком по краю моря [litres]

Дивноморск когда-то был чужой территорией, и все разговоры о недавней истории в любой момент могли превратиться в провокацию. Но Женя Пчелинцева придумала совершенно новый формат для этих передач. Она предложила разыскать архивные материалы, и зритель мог увидеть временной срез – как было в начале прошлого века, после войны, в восьмидесятые. Исторический экскурс отвлекал, переводил все в русло скорее научно-архитектурное, и потому вопросы, связанные с восстановлением памятных мест, уже не были такими взрывоопасными. Потом она придумала конкурс архитектурных мастерских, которые предлагали свои варианты восстановления памятников. И оценку мастерским должны были ставить опять же горожане. Но помимо рисунков, макетов и описаний она попросила обнародовать сметы, сделать прозрачными те затраты, которые возможны в том или ином проекте. Это совсем погасило пламя политическое, и теперь горожане подсчитывали деньги и пытались выбрать между красотой и экономией. Этот проект, который Женя предложила назвать «Мы строим город», бил рекорды по всем рейтингам.

– Никогда не думал, что это так увлекает людей! – сказал как-то Бояров.

– И зря. Люди хотят чувствовать себя хозяевами. А для этого им надо доверить считать деньги.

Олег Тимофеевич одобрительно усмехнулся – он еще ни разу не пожалел, что последовал рекомендации своего давнего приятеля Суржикова и взял на работу эту девицу.

«Почти не пожалел», – тут же мысленно поправил он себя. Потому что стычки с Пчелинцевой вошли в каждодневный обиход.

А Пчелинцева наслаждалась. Благодаря своему вечному врагу профессору Суржикову она получила прекрасную работу. Женя фонтанировала идеями, придумывала, как их воплотить в жизнь, даже сама кое-что снимала на камеру.

– Понимаете, они не чувствуют нерва, – говорила она иногда про операторов, – но их и винить нельзя, не они же придумали этот сюжет.

А Бояров удивлялся, как тонко она подмечает детали и как умело их выделяет. Понаблюдав за Пчелинцевой год, он понял, что она прирожденный телевизионщик, прекрасно чувствующий специфику «жанра» и владеющий инструментом убеждения.

Как-то в конце апреля Пчелинцевой удалось застать Боярова в его кабинете.

– У меня есть идея ток-шоу, и я сама хочу его вести, – сказала Женя.

Олег посмотрел на нее:

– У вас такая нагрузка, что еще один проект вы не осилите. Я же вижу со стороны. Вы раньше одиннадцати вечера отсюда не уходите.

– Ерунда. Мне недалеко ехать. Через час я уже сплю.

– Все равно, силы надо беречь. На вас висят документальные фильмы, «архитектурный» проект, и сами знаете, что еще. Нельзя работать в ущерб здоровью и качеству конечного продукта.

– Подумайте, пожалуйста, – спокойно попросила Женя и положила перед Бояровым тонкую папку, – я вот набросала концепцию, что нужно, ну, и затраты. Приглашенные эксперты тоже уже есть. Я кое с кем переговорила.

– Ох, хорошо, – вздохнул Бояров и спросил: – А вы когда в отпуск собираетесь? Вы же у нас с июня? Скоро уже…

– Я знаю, ко мне уже из кадров приходили, напоминали. Но я… Я не хочу уходить на месяц. Я хотела бы взять дней пять. В Москву съездить, родителей проведать. И вернуться.

– Отдыхать нужно, – спокойно сказал Олег, – поверьте. Это вы сейчас на энтузиазме двигаетесь. А потом «машинка» выключится.

Пчелинцева растерялась. Она действительно хотела уехать на неделю. Родители скучали, кое-какие дела надо было сделать, а еще Корольков засыпал письмами, хоть почту не открывай. Женя терпеть не могла выяснять отношения, но ее «бывший» вдруг решил вспомнить все, что было, и в письмах упрекал ее в том, что они расстались. Пчелинцева хоть и была иногда разгильдяйкой, но в личных делах любила порядок и завершенность. Поэтому разговор с Корольковым был неизбежен.

Вадим Леонидович Суржиков тоже писал Пчелинцевой. Не так часто, как Корольков, но раза два в месяц Женя узнавала новости кафедры, Московского университета, а также городскую хронику. Удивительно, но тон этих писем был мягким, дружеским. Женя даже не верила сначала – расставались они очень жестко. И даже протекция, которую он оказал Жене, долго не меняла тональность их отношений. Но вот прошел год, и Пчелинцева обнаружила, что а) без писем Суржикова ей было бы скучно – они были чрезвычайно информативны, б) Суржиков оказался очень остроумным и милым корреспондентом. Пчелинцева несколько раз напоминала ему о его обещании посетить Дивноморск, расписывала ему красоты моря, но, увы, Вадим Леонидович не вырвался. И вот теперь Женя хотела приехать в Москву, привезти профессору подарки и отблагодарить его за такую весомую помощь. Задерживаться в Москве ей не хотелось. Работа увлекала, и под боком было море. В ноябре месяце Пчелинцева переехала в пригород и теперь занимала часть зимней дачи. Это жилье тоже оплачивало агентство. Дом был небольшим, но хорошо спланированным. Половина, в которой поселилась Женя, имела большую гостиную и кухню на первом этаже, две крохотные комнатки на втором. Наверху Женя устроила спальню и кабинет. Для этого она затащила наверх садовый стол и поставила его у окна. Теперь Пчелинцева могла сидеть за компьютером и смотреть на море. После этого переезда Женя окончательно уверилась, что попала в рай.

В Москву она уезжала в конце мая.

– Суржикову привет передайте, – сказал на прощание Бояров, – думаю, вы с ним обязательно встретитесь?

Фраза прозвучала вопросительно.

Женя растерялась, а потом ответила:

– Обязательно. Разумеется, передам. Конечно же, мы с ним встретимся.

– Ну, и славно! – Бояров как-то подчеркнуто озабоченно уткнулся в документы.

Пчелинцева про себя хмыкнула – она привыкла, что Бояров всегда вежлив, приветлив и радушен.

«Ладно, наверное, что-то болит у него», – решила Женя.

Ее поезд уходил в два часа дня. На работу в этот день она не пошла. Вместо этого сбегала на море и искупалась, потом посидела на берегу, позагорала. Собралась она быстро. В небольшую сумку уместились подарки – небольшие янтарные сережки для подруг и мамы, теплая капитанская фуражка для отца, для Королькова – альбом про дивноморский замок середины семнадцатого века и небольшая фляжка из олова. После долгих колебаний Суржикову она купила большую коробку темного шоколада и подарочное издание сочинений Эммануила Канта. Одежды с собой она почти не брала – уезжала в джинсах, с собой взяла куртку и легкий джемпер. В Москве у нее оставался целый гардероб.

Она была уже на вокзале, когда зазвонил мобильник.

– Да, Олег Тимофеевич, – ответила Женя, узнав телефон шефа.

– Евгения Ильинична, вы уже свою курицу дорожную развернули? – спросил Бояров.

– Нет, – рассмеялась Женя, – я без курицы. Но с шоколадкой.