Наташа Маркович - Anticasual. Уволена, блин

Первое сербское слово, которое я выучила, — мачкица — маленький котенок, только женского рода. Я переписываюсь по «мылу» с сестрой Сержа, Оливерой, разговариваю по телефону с его мамой, которая совершенно счастлива, что сын наконец решил жениться, и слушаю сербскую музыку с его друзьями. Мои друзья его любят и, когда едут ко мне в гости, спрашивают, на месте ли Серж. Я уже не понимаю, к кому они приходят. Мы вместе весь день на работе и вместе с нее возвращаемся темным двором с перемешанными, блестящими в свете луны лужами. Все свободное время мы ругаемся, миримся, обнимаемся, разговариваем и строим маркетинговые планы. Когда я плачу из-за работы, он говорит мне:

— Не сдавайся, идем дальше.

Когда он злится и орет на меня, моего партнера и весь персонал ресторана, я обнимаю его и говорю:

— Киса моя, все хорошо. Ты самый лучший ресторатор, шеф-повар и мужчина.

Во сне он по-прежнему прижимает меня так, что мои ребрышки рискуют сломаться. Словно боится, что я убегу.

— Я искал тебя много лет, — говорит он мне с сильным акцентом. — Ты специальная женщина. То есть рожденная специально для меня.

«Я ждала тебя много лет, — думаю я. — Ты специальный мужчина. Тебя разыскали и прислали специально для меня». Но вслух ничего не говорю. Он и так считает меня сумасшедшей.

Я придумала новый бизнес. По-моему, я гений! До такого еще никто не додумался. Это нечто. Серж, усвоив мою мысль, сказал, что я и так умственным здоровьем не отличалась, а теперь окончательно рехнулась. Но меня его скепсис не испугал, я продолжаю думать, что меня посетила отличная идея. Не знаю, правда, хватит ли у меня когда-нибудь духу ее реализовать.

Есть сложности субъективного характера. Объясняю.

На свете есть много людей, которые философски относятся к смерти. Я, например. Многие из моих знакомых. Когда-то я даже прочитала, почему ее не стоит бояться. Например, потому, что когда я жива, то смерти еще нет и бояться нечего, а когда я уже умерла, то не все ли мне равно. Примерно так. Возможно, эти прогрессивные мысли я даже и у Кастанеды вычитала.

К тому же я, как и многие, не уверена, что смерть — это плохо. Может, нас ждет после этого события нечто фееричное!

Жаль все-таки, что никто из нас, ныне живущих, не знает этого наверняка. А если знает, то молчит. А если не молчит, то все равно ему никто не верит. Впрочем, сейчас это неважно.

Мне бы хотелось, чтобы когда-нибудь, нескоро, мои дети и внуки провожали меня в последний путь с любовью и радостью, вспоминая про меня разные смешные, нелепые и трогательные истории.

И наоборот, мне бы не хотелось быть для них источником сильного стресса. Этого добра им и так хватит по жизни. Пусть живут легко и радостно и учатся философски относиться к бедам.

Потом, я ненавижу эту ужасную похоронную музыку. Почему на похоронах не может играть легкий, всегда чуточку грустный джаз, страстный рок, романтические баллады?

Конечно, может!!!

Надо только создать компанию, которая будет провожать людей в последний путь легко и, может, даже чуточку радостно. Под любимую музыку клиента, при легком трогательном и ностальгическом рассказе о нем, напоминающем скорее тост на дне рождения. Плачущим можно выдать специальные платочки — с оранжевыми цветами.

Это будет самая философская в мире компания, — ведь все мы философы, когда на кухне сидим, а вот перед лицом смерти философами должны остаться только самые-самые мудрые и сильные.

Я уверена, что от клиентов не будет отбоя.

А какое конкурентное преимущество!

И название хорошее придумалось — агентство «Последний праздник».

Иду в магазин за хлебом. Меня мама туда отправила.

На улице лето, солнце и жара, на моих ногах сандалики, в кулаке монетка целевого назначения — на нее нужно хлеб купить. Кругом движение, меня периодически окликают дворовые друзья, но я на них не реагирую.

Мне некогда тусоваться, я думаю. У меня, можно сказать, глубокий мыслительный процесс идет.

Думаю я вот о чем — обкусывать ли мне на обратном пути буханку хлеба? Вообще-то я всегда ее обкусываю. Если хлеб совсем свежий, то я целую горбушку объедаю, а если не очень, то только уголки и ребрышки. Так и приношу домой, обглоданную, как будто ее мыши ели. Мама меня всегда ругает, но я все равно ее грызу. А что мне, на нее всю дорогу смотреть, что ли?

А сегодня у меня дилемма. Моя мама решила подойти к вопросу со всей ответственностью и, прежде чем выдать дежурные двадцать копеек, провела политико-воспитательную беседу.

Вот я и размышляю. Взвешиваю плюсы и минусы. С одной стороны — погрызть ее очень хочется. С другой — мама сегодня, безусловно, рассчитывает на положительный результат от своей нотации, значит, и сердиться, и ругаться будет сильнее, чем обычно. Так, к сожалению, всегда бывает, когда очередные ожидания не совпадают с очередной реальностью. Пора бы ей уже это понять и перестать сопротивляться. Не маленькая уже. Все равно они почти никогда не совпадают.

Может быть, она даже слегка расстроится. Не из-за хлеба, конечно, а из-за очередного педагогического провала. Мне кажется, что-то у нее вообще не клеится со мной в этом смысле.

Срыв за срывом. Вроде с моей сестрой Лариской лучше получалось. Наверное, квалификацию утратила. А вот незачем такие перерывы в деторождении делать. Шесть лет! О чем они думали с папой все эти годы?

М-да, задачка. Пытаюсь сопоставить ощущения. Сначала представляю, как мама меня ругает. Для этого приходится остановиться и зажмурить глаза. Я вспоминаю слова, которые она обычно говорит, интонации. Вживаюсь в ситуацию. Ну, так себе. Не очень страшно, но неприятно.

Потом пытаюсь представить, как я кусаю свежий, мягкий, пахучий хлеб.

О! Мне кажется, эти ощущения существенно перевешивают. Я опять жмурюсь, но уже от удовольствия.

Однако я не тороплюсь принимать поспешное решение. Поспешишь — людей насмешишь. Тут в дело вступает новая вводная — морально-этическая сторона вопроса. Маму жалко, она ведь расстраиваться будет из-за такой чепухи. Этично ли так поступать с собственным родителем?

Правда, у этой стороны вопроса тоже некий нюанс есть.

Моя сестра Лариска тоже всегда хлеб кусает, и если я сегодня буду хорошей девочкой и принесу целую и невредимую буханку, то меня ей в пример будут ставить. А это лишнее.

Зачем мне родную сестру подставлять?

Да и врагов наживать в родной семье представляется мне совершенно нецелесообразным.

Кроме того, меня чаще станут в магазин отправлять, во имя сохранения материальных ценностей. А это уж вообще никуда не годится.

И по совокупности всех перечисленных факторов я принимаю окончательное и бесповоротное решение — грызть!