Юрий Мамлеев - Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы

Они чокнулись.

— Я ему говорю, — продолжал Румов, — что вы же никогда ни с кого не берете денег за свои речи. А он ответил: «Именно поэтому некоторые считают, что я не просто жулик, а опасный жулик».

— Да, он действительно опасен. Хотя время, конечно, не то, — тихо сказала Таисия. — Без шуток. Дело даже не в идеях. В нем чувствуется какая-то скрытая, затаенно-таинственная мощная сила. Она, может быть, и не имеет отношения к его идеям… Я видела его всего один раз, но этого достаточно… Кто он?

— Да, такая сила в нем есть.

И на этом они закончили разговор о Норинге.

…Потом пришло молчание. И вдруг они одновременно взглянули на небо, как будто бы по направлению к солнцу, в бездонное небо, но не совсем в то видимое небо, а в то, которое сокрыто. Как будто там, в этом сокрытом, невидимом небе таится их источник, их небесная утроба, из которой вышли их души, сближенные навсегда в мистическом, далеком от всего человеческого единстве.

Они все поняли и переглянулись. Это воспоминание, видимо, не могло продолжаться здесь долго, тем более одновременно. Но его ясность была очевидна на всю жизнь. Они знали, предчувствовали это, тем более что подобное возникало и раньше. Но сейчас его явление было слишком пронзительным, хотя и молниеносным. «Мы два существа в одном. И мы объединены одной таинственной, непостижимой пока реальностью», — мелькнуло в сознании Таисии.

…Вдруг зазвонил мобильник. Румов с отвращением взял его в руки. Прозвучал голос…

— Это Зернов, — сказал Петр. — Он хочет встретиться сейчас.

Воспоминание ушло, но внутренне осталось.

— Пусть приедет сюда через час. А час мы побудем вдвоем, — ответила Таисия. — Все равно ничто нас не разъединит. Ни Зернов, ни боги…

…Зернов Михаил Дмитриевич был ближайшим другом Румова, старше его всего на четыре года. Зернов был ученый, физик, но главным, что захватило его жизнь, оказалось христианское богословие, особенно исихазм. Его книга по исихазму считалась наилучшей для нашего времени. Он был женат, и жена его, Зоя, родила ему двух дочек.

Зернов, чуть-чуть толстоватый по комплекции, но уверенный в себе, явился через 1 час 10 минут. Он вообще отличался точностью и обязательностью.

— Что думают брат и сестра об Антихристе? — таким возгласом приветствовал он Петра и Таисию.

— Ты уже в курсе его бредового выступления? — улыбнулся Румов.

— Конечно. Но ты же мне намекнул о нем по телефону из Нью-Йорка. Потому я и здесь. К сожалению, у меня, как всегда, мало времени, но все же расскажи, что это за тип.

И Зернов уселся рядом с Румовым.

— Что будем пить?

— Рюмку водки, не более. Меня ждет ученый совет. Опиши его. У меня минут сорок, не больше.

И Румов описал. Таисия хлестко поддакивала ему. Под конец описания Румов добавил:

— Он очень хочет встретиться с тобой. Сам он весьма информирован, порой прямо деловой такой и, конечно, знает о тебе, читал…

— Ну, и Бог с ним. Надо договориться. Я не против.

— Хорошо. Я позвоню тебе, — согласился Румов.

— Его кто-нибудь приглашал к нам или сам приехал?

— Пригласили. Московское общество смертологов. Он же смертолог, в конце концов, а не кто-нибудь.

— Ах, вот как! Мне что-то кажется, что этого адепта антихристовой идеологии можно переубедить в лучшую сторону, — усмехнулся Зернов. — Он же человек, а не черт в человеческом облике, типа знаменитого черного козла.

Таисия рассмеялась.

— А ведь бывает! Говорят, есть исследование, на итальянском, правда, где известные миру исторические личности описываются как реинкарнация черта.

— Умрем и все узреем, — хохотнул Зернов. — А какое впечатление о Штатах?

— Там все ясно. Одна профессорша с нашей кафедры, где я был, уехала отдыхать. В это время неожиданно умирает ее сын, ей шлют это известие. Она ответила: на похороны приехать не могу, почему, мол, я должна прерывать свой оплаченный отдых?

— Прекрасненько, — заметил Зернов. — Но я слышал, что и дети не очень любезничают с родителями. Дай бог одна открытка в год, на Рождество, и то со стандартным текстом.

Румов предложил тост за всех смертных, а потом заключил:

— В Штатах — как всегда. Единственно главное — деньги и успех. А успех понимается как деньги. Сама по себе любая профессия ничего не значит, она значит в зависимости от того, сколько она приносит денег.

— Ужас в том, что это хлынуло к нам, — вставила Таисия.

— Да, но у нас же это все по-другому, вы сами, Таисия, знаете, — ответил Зернов. — У них порядок, наверху которого зияет золотой телец. У нас деньги вошли в жизнь и в сознание, но вместе с хаосом. Что бы нам ни подкинули, все у нас превращается в черт-те что, в сюр. У молодежи в голове дикий хаос, где еще сохранилось что-то прежнее, родное, вместе с какими-то другими непонятными импульсами, истерическими порывами, а не одни только деньги в душе… Я же имею дело с молодежью…

— Что же там от прежнего, родного?! — спросил Румов.

— Что-то духовное, вечно необходимое живет во многих. Родители, к примеру. И что радует — наша Россия, земля. А ведь против этого главным образом шла война начиная с 90-х годов. И все-таки, несмотря на хаос, это чувство не задушили. Ничего у этих западных интеллектуалов не получилось. Не на тех нарвались.

— Надо выпить за это. Чтобы у них никогда не получилось, — спохватилась Таисия.

За это дружно выпили.

— Что удивительно, — продолжала Таисия, — так это их пугающая ненависть ко всему, что на них не похоже. От людей до политики. Но ведь они же прагматики! При чем здесь эта их дебильная, страшная ненависть? Кстати, к нам это имеет прямое отношение. Я, конечно, говорю не о народе; эти, где находится Россия или Франция, и то не знают. Я имею в виду политический истэблишмент. Они не могут понять, как могут существовать люди, не похожие на них, на американцев. Даже история часто интерпретируется так, что ни глазам, ни ушам не верится; мол, древние греки или римляне страдали галлюцинациями, отсюда их вера в богов, а на самом деле, если исключить галлюцинации, это были простые ребята, такие же, как и мы, американцы…

— Ну, не все же так, — возразил Зернов. — Бред не может быть тотальным…

— Может. К этому все идет, — защитил сестру Румов. — Для них и Данте, и Гете — ковбои, по существу.

— Ладно. Мне нужно бежать. С вами я и на ученый совет опоздаю, — спохватился Зернов и быстро собрался.

…Таисия и Петр опять остались одни, и их речь потекла по другому руслу. Даже молчание приносило радость. Философский инцест был на уровне.

Румов быстро нашел Норинга и договорился с Зерновым. Зернов принял их в Институте философии, в своем уединенном кабинете. Румов предупредил Зернова, что он не будет особо встревать в их беседу, Норинг ему уже порядком надоел, потому что он не может понять, что за тип и откуда этот мнимый предшественник Антихриста взялся.