Люсинда Райли - Комната бабочек

Поузи, я знаю, как сильно ты любила папу – так же, как и я, – но, оплакивая его потерю, я провела жутко несчастное и одинокое десятилетие. Поэтому надеюсь, что ты сумеешь найти частичку тепла в своем сердце и порадоваться за меня. Мы все должны жить дальше, и, хотя мне никогда не забыть твоего дорогого папы, я думаю, что заслужила немного счастья, пока совсем не состарилась.

Пожалуйста, сообщи мне, когда у вас будут пасхальные каникулы, тогда я закажу тебе билет на аэроплан, а полет на нем, уверяю тебя, уже само по себе рискованное приключение.

Не могу дождаться, когда увижу тебя лично и услышу все твои новости. Бабушка говорила мне, что ты стала лучшей ученицей в школе.

Миллион поцелуев, chérie,

За считаные секунды я катапультировалась из дома и бросилась бежать к вересковой пустоши, где в укромном безлюдном месте принялась вопить, как безумная. Из глаз брызнули слезы, и в ужасе от только что прочитанного письма я завывала, как таинственное чудовище [26] По народной легенде, в Корнуолле, на юго-западе Англии, в болоте, известном как Бодмин-Мур, обитает таинственный зверь. Это болотное чудовище чаще всего описывают как существо, похожее на пантеру, и поскольку в Англии нет ландшафтов, необходимых для жизни больших кошек, то местные жители издавна верят в сверхъестественное происхождение этого болотного монстра. из болота Бодмин-Мур.

– Как она посмела?! Как она посмела?! – вновь и вновь орала я, взывая к диким травам и серым небесам. Эти три слова вмещали все те обиды, что нанесла мне мать; во-первых, предлагать мне – любимой папиной дочке – «порадоваться» тому, что она нашла некую новую и чудесную любовь. Во-вторых, после стольких лет, в течение которых она не удосужилась ни разу навестить свою дочь, хотя я – особенно поначалу – безумно страдала и горевала, просто чудовищно эгоистично с ее стороны даже предположить, что она сможет запросто заказать мне билет на самолет ради полета на примерку наряда в середине триместра, когда мне надо будет усиленно готовиться к выпускным школьным экзаменам и вступительному экзамену в Кембридж. И сама эта июньская свадьба… неужели маман даже не дала себе труда подумать, что в это самое время я буду сдавать экзамены?!

И… вдобавок ко всему, в июне мне исполнится восемнадцать лет. Я случайно подслушала, как бабушка с Дейзи шептались на кухне, обсуждая возможные сюрпризы этого празднования, и тогда у меня вдруг мелькнула мысль, что маман, возможно – только возможно, – вернется по такому случаю в Англию, однако, очевидно, полностью поглощенная заботами по организации собственного празднования, она даже не вспомнила о восемнадцатом дне рождения своей дочери.

– Разумеется, не вспомнила, Поузи! Черт побери, да за все десять лет она лишь несколько раз говорила с тобой по телефону, – громогласно воскликнула я, бродя взад-вперед по засохшим травам. – Какая же она мать после этого? – крикнула я серым, несущимся по небу облакам.

Внезапно я рухнула на землю, от душевных переживаний этого момента мои ноги попросту подкосились, а сама я, Поузи, уже давно не перепуганная малышка, а практически женщина – наконец смирилась с правдой. Долгие годы, даже если такие мысли мелькали в моем сознании, я гнала их из головы, боясь признать то, что они означали: моя мать не любила меня. Или, по крайней мере, себя она любила больше, чем меня.

– Какая же она отвратительная мать, – сообщила я холмам, мучительно переживая в сердце эти жуткие слова. Неожиданно я осознала, что даже в давние годы жизни в Адмирал-хаусе, в основном, она предоставляла меня заботам Дейзи. Пусть даже в богатых семействах принято иметь слуг, присматривающих за детьми, я попыталась припомнить хоть один раз, когда маман сама забирала меня из школы, или поцеловала меня перед сном, зайдя в мою спальню, или почитала мне сказку. И сколько бы я ни рылась в туманной дали памяти, мне не удалось вспомнить ни одного подобного случая.

– Однако она никогда не поступала с тобой жестоко, Поузи, – осторожно возразила я сама себе, опасаясь, как бы не скатиться в потворство собственным капризам. – Не била и не шлепала. И ты всегда была накормлена и одета, – добавила я для полной справедливости.

А пока с нами жил папа, он делился со мной всей своей радостью и любовью, мне давали все необходимое; подобно цветам на моих подоконниках дома и в школе, получавшим разумное количество солнечного света, полива и разностороннего питания , я расцвела во всей красе.

Потом я подумала о бабушке, о том, как замечательно ей удалось заменить мне мать, и мгновенно осознала, как же мне повезло. Идеальной жизни не бывает, и даже если бы при мне жила уклоняющаяся от забот мать (а она, наверное, уклонялась от них с самого начала), мне следовало благословлять судьбу. Не всякая женщина рождается с материнским инстинктом, благодаря которому так легко окружать детей заботой и дарить им любовь; я подумала о диких животных, покидавших своих детенышей через несколько часов после рождения. Маман ведь не уподобилась им.

– Поузи, ты должна принять ее такой, какая она есть, – твердо сказала я себе. – Ведь она не в силах измениться, и ты будешь только зря мучиться, надеясь, что она изменится.

Возвращаясь домой, я хорошенько отругала себя, зная из прочитанного мной труда по психологии, что важное значение имеет не только то, что происходит с тобой, но и то, как ты к происходящему относишься.

– Отныне ты должна воспринимать маман как тетушку или крестную, – приказала я себе, до глубины души осознав эту данность. – И тогда ты перестанешь страдать.

Однако оставалась еще проблема итальянской свадьбы.

– Бабуля, разве я смогу поехать? – спросила я за завтраком, вполне успокоившись за ночь.

– Я уверена, если ты напишешь ей и объяснишь, что именно в это время будешь сдавать выпускные экзамены, то она поймет, почему ты не сможешь приехать. И мне придется сообщить ей, что я тоже не смогу приехать.

– Ты тоже будешь занята?

– Я… разумеется, – чуть помедлив, ответила бабушка. – Ведь в июне в деревне всегда полно дел, да еще организация праздника.

Тогда я поняла, что бабушка просто тоже не хочет ехать – праздник будет лишь в конце месяца, и едва ли понадобится больше пары дней на то, чтобы украсить сад и установить палатку с пирожными. Поэтому мне стало немного легче, и я подумала, что если бы у меня не было уважительной причины, то я все равно уклонилась бы от поездки. Мне определенно не хотелось знакомиться с новым мужем маман и поднимать бокал за их «любовь». Да и с чего бы? И что еще важнее, как она могла подумать, что мне это захочется? Возможно, все было бы иначе, если бы мы с ней продолжали жить рядом, проводили бы вместе время все эти десять лет, и я лично видела бы, как она горевала о папе, но такое известие как гром среди ясного неба лишь разожгло во мне злость и неприятие.