Николай Чергинец - А он не вернулся из боя

Вот пока что все, что я хотел написать. Если мы будем переписываться, то расскажу подробнее об этой стране, как живут люди, и звери тоже. На этом заканчиваю. Наш уговор остается в силе. Но буду тебе благодарен, Антон, если ты будешь рассказывать о моих любимых жене, маме и Настеньке. Скажу честно, когда мне особенно тяжело, то мысли о них мне здорово помогают. Напиши мне о них подробнее, что творится в стране и, конечно же, о себе. Как ты там? Как твои родные? Крепко обнимаю тебя. Благодарю за верность слову. А это письмо пишу прямо на почте, в городе Лупане, так как снова приехал сюда. Еще раз обнимаю и чувствую твои братские объятия, прощаюсь с тобой».

Антон бережно вложил письмо в конверт и положил во внутренний карман пиджака. Пока шел домой, мелькнула предательская мысль, не признаться ли Бровиковым, не покаяться ли… Но что тогда будет с Андреем, когда начнут его искать, найдут, вернется он, а люди будут шарахаться от него? Он же — офицер, не выдержит позора, жалости и может просто застрелиться. А так живет он там своей жизнью, находит, хоть и немного, удовлетворения от того, что делает. Те, кто рядом с ним, не пугаются его вида, даже в город отпускают.

Придя домой, он не выдержал и позвонил в Минск. Ответила Анна Степановна. Антон спросил:

— Как вы там, Анна Степановна? Как Танюша, Настенька?

— Все нормально, Антоша, — голос у Анны Степановны стал напряженным. — А как у тебя? Как родители? Жена в порядке? — забросала она вопросами Леонова. Ей показалось что-то необычное в этом звонке.

Антон бодрился и начал объяснять, что звонит просто так. Но сердце матери беспокойно забилось. Что-то подсказывало, что обычный, казалось, рядовой звонок Леонова что-то означает: «Может, ему что-то стало известно о сыночке? Может, хотел что-то важное сказать, да передумал?»

Вечером она позвонила родителям Антона, но Алла Владимировна разговаривала, как всегда, радушно и спокойно. Поговорив о том о сем, пообещали друг другу, что будут перезваниваться, распрощались. Анна Степановна понимала, что если она расскажет о звонке Леонова и о чувстве, которое она испытывает, конечно же, это взволнует и Таню. Решила оставить этот разговор с Антоном при себе.

Во сне увидела Андрея: красивый, стройный, в офицерской форме, с идеальной выправкой, он улыбался маме. Утром она проснулась, стала готовить завтрак, а сердце ее как бы говорило: жди вестей!

Бровиков воспрянул духом. Если раньше он не видел ничего страшного в своей гибели, и ему было все равно, где он и с кем, то теперь жизнь приобрела для него особый смысл. Отныне она наполнилась ожиданием информации о жене Татьяне, дочери Насте и, конечно же, маме. Ему стало интересно, что происходит там, на родине. Появились своеобразные циклы в его жизни: от одного письма Леонова до следующего. Правда, интервалы между ними длились по два-три месяца. Андрей теперь жил мыслями, мечтами о своих родных. Ему было интересно все, о чем писал Антон.

Как-то ночью долго не мог уснуть, лежал с открытыми глазами и думал, правильно ли он все-таки поступил, что выбрал одиночество вдали от своих родных. Он даже попытался разделить на плюсы и минусы, что было бы, если бы он вернулся домой. К плюсам надо отнести то, что он был бы с семьей, и это, пожалуй, единственное. К минусам? Первое — постоянные переживания жены и матери при виде его изуродованного страшными шрамами лица, скрытая настороженность и даже нежелание Настеньки показывать своего папу подружкам и друзьям. А как можно понять постоянное ощущение своей ненужности обществу, знакомым? Однажды ему приснилось, что он дома, лежит на диване, читает то ли газету, то ли книгу. Слышит, что пришла подруга Тани. И подруга громко говорит, не подумав, что он может ее слышать: «Таня приходи ко мне на день рождения, только приходи с мамой, будет весело, я заказала певцов-профессионалов. Я бы пригласила и твоего Андрея, но, сама знаешь, ему будет там неловко, и не хочется, чтобы гости пугались при виде его. Я думаю, ты меня понимаешь».

Такие сны еще больше убеждали его, что он, как любящий сын, муж и отец поступил правильно, не загрузив жизнь своих близких, дорогих ему людей, своим грузом печали, стеснений и переживаний.

Видел и сон, что присутствует на свадьбе дочки. Он вошел в зал в числе последних, когда гости уже сидели за столом. При виде его послышались испуганные голоса, все зашевелились, некоторые стали уходить. Андрей проснулся весь в поту.

Правда, был и другой сон. На следующий день ему как раз предстояло ехать в Лупане и, конечно же, он жил надеждой, что получит письмо от Леонова. Лег пораньше, так как отъезд был намечен на раннее утро. Во сне ему приснилась жена. Он уже лежал в постели, и вдруг в спальню вошла она, в длинном пеньюаре с открытым декольте. Засмотрелся на ее красивую фигуру, полуобнаженную грудь, а она медленно подходит к кровати и говорит: «Ты что, любимый, уже лег спать? Не позволю! Ну-ка, подвинься! Я так давно ждала тебя, соскучилась». Андрей даже громко застонал и проснулся. Он был один, а вокруг темнота и тишина, которая, кстати, стала его в последнее время донимать и становилась мучительной. Он ждал, чтобы быстрее наступило утро, чтобы идти к людям, слышать их голоса, шум механизмов.

Наконец пришло письмо. Андрей тут же, на почте, присев на кресло в углу, быстро вскрыл конверт и стал читать:

«Здравствуй, дорогой Андрей Михайлович! Прошла почти неделя, как пришло твое письмо. Я получил его по дороге в аэропорт, заехал на почтамт. Решил, что прочту его в самолете. А летел я как раз в Минск, и в самолете встретился с нашим комдивом Евгением Михайловичем Бочаровым. Оказывается, он уже командующий Пограничными войсками Республики Беларусь. Вспомнили Афган, тебя. Я не утерпел и спросил его: „Евгений Михайлович, как вы считаете, а мог ли Бровиков выжить?“ Он ответил: „К сожалению, нет.

Человек без ноги, с другими ранениями упал в глубокую пропасть. Его жизнь в тот момент могла сохранить только немедленная квалифицированная медицинская помощь. В ущельях, как известно, госпиталей, хирургических реанимаций нет. Жаль, очень жаль его, Андрей был прекрасным командиром и очень хорошим человеком“.

Потом мы поговорили о твоей семье, вспомнили наших парней. В Минске его встречал офицер, естественно, с машиной. За мной тоже с завода электронной промышленности прислали автомобиль. Но Бочаров предложил подвезти меня к гостинице. Я согласился. Приехав в Минск, мы решили заехать на Остров слез. Ты, конечно, не знаешь, но в Минске построили мемориальный комплекс „Остров слез“. Он посвящен белорусским воинам-интернационалистам, погибшим во время боевых действий в Афганистане, выполняя свой интернациональный долг. Это место, куда матери погибших сыновей будут до конца своих дней приезжать и оплакивать свое горе, свою боль. Мы возложили там цветы, зашли в каплицу и у имени „Бровиков Андрей Михайлович“ зажгли свечи. Также почтили память Николая Коблика. Потом Бочаров отвез меня в отель, мы обменялись адресами и номерами телефонов.