Николай Чергинец - А он не вернулся из боя

Кстати, я возвратил себе свою фамилию, и у меня паспорт гражданина Зимбабве. Крепко обнимаю. Жду ответа. Андрей Бровиков».

Андрей вручил письмо Максимову в день его отъезда, после того как Роб привез шкуру льва:

— Валера, я написал письмо, вернее записку. Вложи ее в конверт. Вот адрес Леонова. Письмо это надо передать только ему лично. Не получится — порви.

Максимов уговаривал Бровикова, чтобы тот взял хотя бы триста долларов, но Андрей был категоричен:

— Не возьму. Здесь магазинов нет, да и мне ничего не надо.

Уезжал Максимов с базы вместе с шефом Адэром Кани.

С ними поехал и начальник охраны Ральф Голланд, который стал начальником безопасности. Перед отъездом Максимов отозвал Бровикова в сторонку:

— Андрей, я понимаю, ты — благородный человек! Но нельзя же тебе закончить жизнь на этой чужой земле. Ты подумай. Если не решишься вернуться в Минск, то приезжай в Москву. Я не бедный человек и уверен, что смогу тебе помочь. Будешь работать в нашей компании. А что касается твоих шрамов на лице, то эта проблема решается с помощью пластических операций. Сейчас в Москве много таких клиник, которые, как мне кажется, смогут справиться с этой задачей. — Максимов протянул Андрею небольшой конверт: — Здесь информация о нашей компании, все сведения обо мне, все адреса и телефоны. Так что, если решишься, приезжай. Я уверен, что окажусь тебе полезным.

Бровиковы готовились к семейному торжеству по случаю двадцатилетия Насти. Конечно, именинница хотела отметить этот праздник со своими друзьями. Но подруги бабули уже интересовались: «Анна Степановна, как будем отмечать день рождения Настеньки?» Ведь так получилось, что война отняла у этих женщин их детей. Для них Анастасия была своеобразным символом.

Как-то вечером в квартире Бровиковых раздался телефонный звонок. Это звонил Антон Леонов. Трубку подняла Анна Степановна. Леонов был категоричен:

— Здравствуйте, Анна Степановна. Мы вот тут с Лешей собираемся приехать и поздравить нашу сестренку Настеньку с круглой датой. Чтобы вас не затруднять и не создавать проблем, мы остановимся в гостинице. Хотим еще встретиться с Верой Федоровной и подъехать на кладбище.

Для торжества выбрали субботний день. Всего собралось двадцать человек. С Леоновым и Николаевым приехал еще председатель Союза афганцев Говорухин. Подняли тост за именинницу, затем за ее родителей. Когда слово предоставили Леонову, он, волнуясь, начал говорить:

— Анастасия, мне довелось служить в одной роте с твоим папой. Он уже был знаком с Колей Кобликом, и между ними, несмотря на разницу в званиях, да и возрасте, установились дружеские отношения. Я бы мог много рассказать, Настя, каким был твой папа прекрасным командиром. Даже в сложной боевой обстановке Андрей был всегда рядом с солдатами, хотя мог руководить боем, укрывшись в надежном месте. Он был и остался в нашей памяти храбрым солдатом и умным командиром. Настя, мы решили, что всю оставшую ся жизнь будем поддерживать родных Андрея и Николая, а тебя считать нашей сестренкой, если ты не возражаешь. Вот, прими, пожалуйста, наши скромные подарки, — и он протянул Насте небольшую красивую коробочку. — Мы от души поздравляем тебя с двадцатилетием и надеемся, что ты не забудешь пригласить нас и на свою свадьбу. А своего жениха предупреди, что малейшей несправедливой обиды в адрес нашей сестренки мы не простим.

Все дружно выпили, а Настя, как и положено, открыла коробочку. И ахнула: внутри лежали золотые серьги и кольцо и бриллиантом.

Татьяна смущенно сказала:

— Что же это вы, ребята, такие дорогие подарки дарите!

— Это и от нас, и от наших семей.

Праздник удался на славу. Говорухин подарил имениннице макет памятника на Острове слез. После застолья, за чаем и кофе долго, до самого вечера шла дружеская беседа.

Гостиница «Беларусь», где остановились Леонов с Николаевым, находилась недалеко. Все «афганцы» решили проводить ребят до отеля и уже потом разойтись по домам.

На следующее утро, после завтрака Коблик, Бровиковы, Головнева, Манкевич, Говорухин, Леонов и Николаев встретились и на двух микроавтобусах, предоставленных Союзом афганцев, поехали на Северное кладбище, чтобы навестить могилы ребят.

Сначала подошли к могилам Кобликов. Два сына Веры Федоровны были похоронены рядом, за одной металлической оградой. Возложили цветы, выпили по рюмке водки, помянули. Затем посетили могилы других ребят. Подойдя к могиле Манкевича, Лидия Филипповна обомлела и вскрикнула:

— Что это?! Где мой сын?!

И действительно, все увидели, что на надгробной плите стоит небольшая стела из серого бетона с надписью: «Липский Степан Иванович, 59 лет».

— Эта могила не моего сына! — со слезами на глазах указывала Лидия Филипповна на надгробие. — Его подменили!

Говорухин, Леонов, Николаев и подошедший к ним парень Насти Виктор рассыпались по аллеям. Они правильно сориентировались, и не прошло и пяти минут, как нашли надгробие сына Манкевич на другой могиле. Оно даже не было прикреплено. Ребята подняли его и принесли к могиле Манкевича. Сняли чужое бетонное надгробие, и под ним обнаружили листок, на котором было что-то написано. Головнева взяла листок и вслух прочитала: «А ты набей ему морду!»

Мужчины установили надгробие сына Манкевич, а чужое бетонное отнесли обратно и установили его на место. Тем временем матери обсуждали происшествие:

— Я, кажется, знаю, кто этот мерзавец! — воскликнула Головнева.

— Я тоже не сомневаюсь, что это тот подлец! — громко произнесла Вера Федоровна.

Все вспомнили, как на Острове слез встретили Новикова, когда тот громко хвастал своими «героическими делами» в Афганистане. К ним подошли мужчины, и Говорухин, отряхивая пыль с одежды, произнес:

— Я догадываюсь, чьих рук это дело…

Женщины, не сговариваясь, почти хором, ответили:

— Мы тоже знаем — это Новиков.

— Ну, что ж, — задумчиво сказал Станислав, — значит, мы с ним встретимся и сначала поговорим, а потом потребуем от правоохранительных органов принять к нему меры.

— Что-то не верится, что они примут нужные меры, — негромко произнесла Манкевич. — Посмотрите, министр внутренних дел сам выдает себя за воина-интернационалиста и, по-моему, творит такие дела, что Новиков ему скорее товарищ, чем подонок.

Долго они еще стояли у могилы, а когда уходили, Говорухин, обращаясь к изображению Манкевича на надгробии, громко сказал:

— Ты прости нас, братан! Мы постараемся, чтобы эта падла забыла сюда дорогу!

Когда они шли к микроавтобусу, Леонов словно размышлял о чем-то, долго молчал, а потом произнес:

— Надгробие тяжелое, ему явно кто-то помогал перетаскивать и монтировать его.