Коллектив авторов - От сердца к сердцу

— Помнишь тот вечер? Больше десяти лет назад? Осенний ветер играл с твоими волосами. Я дал тебе свой пиджак. Мы смотрели «Дневник Бриджит Джонс» и смеялись, — неожиданно тихо произнес Миша.

И она вспомнила. Красивую беззаботную себя, улыбающегося Мишу и чувство упоения.

— Оль, давай начнем с начала?

— Не говори ерунды. Как я его брошу? Он же инвалид.

— Стас говорит, он скоро пойдет. Психологически уже готов к этому. Просто этот дармоед привык сидеть на твоей шее, смотреть телик и жить на всем готовом. Пойдет как миленький. С Костяном тоже все тип топ, он подпишет договор о разводе. Он его договор сразу согласился подписать, как только я пообещал ему место в фирме, бабло и переезд в Америку. «Хочется роскошно пожить перед смертью» говорит. Тьфу, — брезгливо сплюнул Миша в сторону и сжал кулак.

Олю будто водой окатили. Стало холодно. Потом бросило в жар. Она слышала, что говорит Миша, но не понимала слов. В висках сдавило. И так же резко все прошло. Как будто ее отпустили сдавливающие в течение многих лет кольца, и стало легче дышать. Она расхохоталась. Громко, искренне, от души. Слезы бежали из ее глаз, оставляя следы туши на щеках, но Оля не обращала на них внимания. Миша в шоке смотрел на ее истеричный смех.

— Ой, юмористы. Ой, насмешили! Хаха! — наконец смогла произнести она. — Ну, мальчики. Ну вы даете.

Внезапно она перестала смеяться. Такая резкая перемена испугала Мишу еще больше.

— Сами все решили. Сами подготовили бумаги. Моя подпись в документе о разводе вообще нужна или тоже сами?

Миша молча заерзал на стуле.

— Оль, я хотел как лучше. Я о тебе все время думал. И жалел, что так и не смог предложить тебе встречаться. В тот вечер, осенью. Но я больше не хочу жалеть. Я хочу быть с тобой.

— А придется жалеть, Мишутка, — весело ответила Оля. — Спасибо тебе за развод. Только теперь я хочу пожить для себя.

Оля встала со стула, взяла сумочку и направилась к выходу.

— Ах да. Михаил Леонович. Я увольняюсь. По собственному. Заявление завтра занесу.

Оставив Мишу переваривать информацию возле открытого ноутбука, Оля легко сбежала по ступенькам, вышла на улицу и вдохнула полной грудью.

«Я свободен словно птица в небесах» — звучало в голове, а вокруг пахло сиренью.

Жили мы с мамой в городе, в долине. С папашей моим близки мы не были. Ездил он за границу, работал. Только изредка приезжал, совал сладость, игрушку и снова исчезал. Меня это устраивало, особо я не горевал.

Каждое лето мы с мамой отправлялись в горы к бабушке. Там, в одном из ущелий, у подножия голой скалы, будто разбросанные неосторожной рукой, ютились домики, хижины и хлевы деревни Черныводы.

С тех времен я помню немного. Мал я был. Но что помню отчётливо и ясно, так это рассказы моей бабушки. Особенно те ее последние, осевшие глубоко, навсегда в моей памяти.

В очередной прохладный вечер я сидел укутанный в одеяло на своей кроватке. На коленях у меня дремлющая Пуся, она мурлычет. Бабушка берет вязание. «Двигайся» — велит она мне и садится рядом. Весь день моя бабуля причитала из-за какой-то болезни, которая, по ее словам, «бродит по миру и косит людей». Тогда я представлял это буквально. Мама и бабушка говорили о папе, который вернуться не может из-за этой «косящей» болезни. «Границы позакрывали» — говорили они. Бабушка и сейчас поворчала, а затем начала успокаивать себя, мол, в деревне безопасно.

— Бабуль, ну скажи уже историю! — я не могу терпеть.

— Давай я расскажу тебе про нашу деревню. — она вздыхает и успокаивается.

За деревянным стенами плачет ветер, стуча ставнями. Изредка доносится лай собак. Я как завороженный гляжу на мелькающие спицы в ее руках и слушаю.

— Почему поселочек наш называется Черныводы? А история есть у нас, скорее легенда. Когда-то пришел в эти края колдун. Одет он был во все черное, и капюшон на нем был. Решил он себе здесь жену найти и увести девушку с собой. Но кто пойдет замуж за эдакого? Разозлился он. Поднялся в верхи, где наша речушка истоки берет, и навел на родники порчу. Вода вся стала черная, горькая, непригодная для питья. А кто попьет, слегал с какой-то хворью неизвестной. Собрались жители, стали решать. Изгнать его не могли — боялись. Решили отдать ему Маруську, кривую, горбатую девку. Плакала она горько, но деревня против нее ополчилась. — бабушка смахнула слезинку.

— Бабуль, ты чего? — испугался я. — Правдивая история это чтоль?

— Нет-нет! Просто вымысел. Почему деревушка Черныводы называется, не знаю. Только эту сказку знаю. Мне мать ее еще рассказывала.

— А про этот домик расскажи.

— О, однажды тут такое было! — продолжила она, помолчав. — Провели нам электричество. Ох и переполох был! Не любили люди эти лампы. Но, наконец, смирились. Опутали нам все проводами. И все бы хорошо, да вот сестра моя намудрила что-то. Искра: прыг! И на занавеску. Поползло пламя, и вот уже весь дом полыхает. Люди повыскакивали: «Воды! Воды!». Коров стали выгонять из стойла. Оно у нас тогда рядом с домиком располагалось. Только немного вещей успели спасти. Ой, вспоминать страшно и трудно. Потом построили вот этот, новый. — бабушка оглядывает стены и потолок.

— Давно это было?

— Я ещё девчушкой была. Ох, пожар — это страшно! А ещё одна история случилась этой весной, совсем недавно. Был у нас в деревне Володька. Алкоголик — жуть! Бывало, что жена его, Ксюшка, с детишками ко мне бегут ночевать, значит снова буянит.

— Бабуль, так попрятали бы от него всякое противное.

— Прятали, прятали. А он раз и керосин выпил. Ксюша рассказывала, что духи приятные он ей с города по трезвости привез. Так он и их выпил. Ой, пропащий человек! Так вот, живёт она у меня уже неделю с ребятней. Идти к дому боится. Прибегает кто-то и говорит, что вонь из их сарая идёт, видать скотина какая нежива. А Ксюша мужа боится. Так ещё три дня прошло. Потом попросили мужиков посмотреть. А там! Володька на сене!

— Умер?!

— Умер… — бабушка вздыхает. — Ксюшка орала на всю деревню. Любила она его. Несмотря ни на что, любила…

В комнате воцарилась тишина, только слышен стук спиц. Я глажу кошку, уставившись в стенку.

— Хочешь, тайну скажу? — бабуля подмигивает.

— Хочу! — я встрепенулся. — Конечно!

Она придвигается и шепчет мне на ухо, как будто кто-то может подслушать:

— У нас есть египетские корни!

— Это как?!

— Это значит, что в тебе и мне есть немного Египта. Мой дедушка был родом оттудова. Не знаю, какими судьбами его занесло так далеко.

— Египет, это там, где пирамиды?

— Там, где пирамиды. Только это будет нашей тайной.

— Почему?! Я не могу никому сказать?

— Это будет некрасиво!

Я обиженно отворачиваюсь.