Мария Метлицкая - Мандариновый лес

Итак, прочитав «дорогая и любимая Женечка», она усмехнулась по-доброму. Получается, автор письма воспринял ее как знакомого, понятного и близкого человека. Кроме приятного – ничего! Никакого раздражения, что вы, лишь благодарность. Только времени было катастрофически мало – ведь на откровенное, доверительное и искреннее письмо ответить отпиской нельзя – неприлично. Выходит, надо собраться, вникнуть в текст и уж тогда сочинить ответ. Здесь не отделаться банальным «иметь такого читателя большое писательское счастье, спасибо!».

Ну что же, однажды решила она, значит, это миссия, данная мне сверху. Нет, без пафоса! Просто вышло вот так. Со вздохом посмотрев на часы и собравшись с духом, Женя отвечала.

А в этом письме не было никаких истерик по поводу страшной судьбы, никаких стенаний «за что мне такое?». И ответа на вопрос «что делать?» и «как быть, как поступить» здесь у нее не спрашивали. И не делились страшным диагнозом, от которого холодело сердце и выступали слезы, бывало и такое.

«Спасибо за ваши книги, – писала читательница. – Они помогают в тяжелые минуты, поддерживают и дают надежду. Мы с вами – уж извините за нахальство – на многое смотрим одинаково. Словом, спасибо за единомыслие, всегда приятно встретить человека, близкого духом».

И случаев из жизни не было, лишь признание ее писательского труда и самые дорогие слова: «Вы так понятны и так созвучны нам, женщинам!» Ну и пожелания здоровья, хорошего настроения, творческих удач.

Было видно, что корреспондент – человек с тонким юмором, тактом и явно доброжелательный.

Конечно, Женя ответила: «Большое спасибо за теплые слова». И в ответ пожелала здоровья и душевного комфорта.

Ответила и забыла.

Следующее письмо пришло через пару месяцев. И снова все очень оптимистично, с хорошим юмором, с фотографией пегой белки на заснеженных перилах балкона.

Людмила – так звали новую знакомую – жила в Сибири, точнее, в Академгородке. Математик по образованию, когда-то она занимала важный пост, ныне же была пенсионеркой. Она с восторгом и нежностью описывала сибирскую зиму, голубоватый, сверкающий снег, хитрых и наглых белок, стучащих лапкой в окно балкона и требующих орешков. Лыжные прогулки по морозному зимнему лесу – белоснежному, сверкающему, хрустящему, удивляющему пугающей тишиной.

Вскоре выяснилось, что Людмила занимается танцами – не просто танцами, танго! А танго, знаете ли, целая философия, а не только движения и темперамент. На языке танго можно разговаривать, объясняться в любви, негодовать, прогонять и звать обратно.

Кроме танцевального кружка и лыжных прогулок новая знакомая много читала: «Женя, книги – главная радость в жизни!» И в этом они совпадали. Долгими зимними вечерами – «здесь у нас зима, Женечка, – главное время года!» – Людмила играла с соседкой в скраббл, изучала итальянский, регулярно ходила в бассейн, в театр и на концерты классической музыки – «раз в две недели это уж непременно, как “Отче наш”!» Она неплохо разбиралась в кинематографе и открыла для Жени много полезного. Словом, общаться с ней было не просто легко, а еще интересно и познавательно.

В переписке они обсуждали прочитанное и просмотренное, ненавязчиво обмениваясь мнениями, в который раз удивляясь их совпадению.

Про себя, про свою прошлую жизнь Людмила по-прежнему не обмолвилась ни единым словом. Женя вопросов не задавала.

Между ними возникла ненавязчивая, ничем не обременяющая, а даже вполне любопытная своей информативностью дружба. Или приятельство – как угодно. Но в любом случае отношения приятные, без посягательств на чужое пространство и время.

Не то чтобы Женя ждала этих писем – слишком много забот и проблем было в ее непростой, напряженной и стремительной жизни. Но, получив очередное письмо, искренне радовалась.

Через полгода Людмила прислала ей свою фотографию. При этом сто раз извинилась: «Долго сомневалась, нужно ли, и все-таки решилась. Вас в лицо я знаю, читала все ваши интервью, видела по телевизору, а вы меня нет! Ну вот, полюбуйтесь!» Все, конечно, с иронией.

Женя залюбовалась – Людмила была прекрасна. Во-первых, невозможно поверить, что даме за семьдесят. С фотографии смотрела стройная, подтянутая, ухоженная и красивая женщина. Копна рыжих, чуть вьющихся волос, яркие, светлые, умные и теплые глаза, прекрасная улыбка, ухоженные руки, симпатичный домашний костюм. Фото было сделано в интерьере квартиры. Острый женский и писательский взгляд сразу отметил чистоту и уют, стеллаж, плотно заставленный книгами, ветки распустившегося багульника в вазе, красивую мебель и стильные занавески. Было очевидно, что у хозяйки хороший вкус и склонность к порядку.

На руках у Людмилы сидел здоровенный рыжий котяра, морда хитрая и наглая, впрочем, как у всех котов, – Женя была ярой собачницей. Наглый, но глаза умные, с ухмылочкой. Фото сопровождало короткое письмецо: «Рыжий – мой лучший друг. Связь у нас просто космическая. Да, да, вы, Женя, только не смейтесь! Разговариваем глазами, понимаем друг друга с полувзгляда. Знаете, я раньше думала, что так не бывает! А вот, оказалось по-другому. Да и вообще… после смерти сына и мужа Рыжий стал для меня всем. Ну в общем, вы поняли: чокнутая старушка, ха-ха!»

Все. Больше ни одного слова. Ни про сына, ни про мужа. Скоро год, как они переписывались. Сколько там писем? Женя пролистала почту. Прилично. И ни разу – ни разу! – Людмила не обмолвилась о своем горе и страшных потерях.

Признаться, Женя была в недоумении. Да нет, ничего плохого она не подумала. Просто удивилась силе духа, такту, легкости какой-то. Как после этого ада, после такой страшной трагедии Людмила смогла жить? Да не просто жить – танго, лыжи, итальянский, скраббл, ручная белочка, требующая орешков, спектакли, концерты, кино, книги.

Юмор и вечный позитив. Вот строчки из писем: «Женечка, дружочек! Вот прошлась сегодня по лесу – ерунда, всего пять километров, больше поленилась. Но остановилась перевести дух, оперлась на палки и стала смотреть ввысь, на кроны деревьев, темные, густые, в пышных шапках голубоватого снега. В чистейшее синее – да, да, синее, а не голубое, верите? – без единого облачка небо. На взлетающих, громко вскрикивающих птиц – от неожиданности пугаешься и вздрагиваешь, и снег сыплется за воротник. И снова замираешь от тишины, столбенеешь. Она завораживает, парализует, вводит в какой-то морок. Стою и не могу сдвинуться с места.

Или я совсем выжила из ума? Женечка, скажите честно, я ненормальная?

Ведь почти всю жизнь живу в Сибири, человек я лесной, лес люблю всякий – и зимний, и весенний, и летний. А уж осенний и говорить нечего! Но каждый раз удивляюсь этой тишине, красоте, запахам невероятным! Да, да, даже зимой. Поверьте, и зима пахнет, да еще как!»