Алекс Тарн - Станцуем, красивая?

– Какая-то она заторможенная, – сказала Мария Николаевна.

– Так ведь круглосуточно, – пояснил Петя.

Это замечание прозвучало довольно авторитетно, хотя и показалось Аньке не очень понятным по смыслу. Зато Марию Николаевну Петины слова удовлетворили вполне.

– Ага… – она помолчала, разглядывая Анькин багаж. – А почему я ее на площади не видела? Рюкзачок-то знакомый…

Петя решил, что настало время переходить в контратаку.

– Мария Николаевна, – с подчеркнутой досадой проговорил он, – что за странные подозрения? Неужели вы и в самом деле полагаете, что Анна Денисовна украла этот рюкзак? Да вы посмотрите на нее. Разве она похожа на воровку? В таких очках она и слона не разглядит.

– Да я что, я ничего… – пошла на попятный хозяйка. – Просто ее на площади…

– …не было, и быть не могло, – подхватил Петя.

– Она приехала не поездом, а на автобусе. Из Феодосии. Ей там не подошло – слишком шумно. А Анна Денисовна шума не переносит. Анна Денисовна рано ложится спать и поздно встает. Круглосуточно.

Хозяйка махнула рукой:

– Ладно, договорились. Уж больно складно у тебя всё получается, хлопчик. Молодой да ранний.

– Все так говорят, – серьезно ответил Петя. – Тетя Аня, доставайте деньги. Тут плата вперед.

Дачный бизнес Марии Николаевны состоял из длинного ряда крошечных клетушек, выстроившихся по периметру двора и именуемых «квартирами». Всего их было шестнадцать. В каждой из таких «квартир» стояла узенькая детская кушетка и панцирная кровать с отвисшей сеткой, более напоминающей гамак. Прохода между ними едва хватало на одну ногу, так что в кровать заходили бочком, как на дуэли. Дверь открывалась наружу, что оставляло место для нескольких прибитых к стене крючков, на которые вешали одежду. Остальные вещи хранились под кроватью – в чемоданах или просто так, навалом. Окон в «квартирах» не предусматривалось, электричества тоже, поэтому тот, кто испытывал нужду в свете и воздухе, поневоле держал свою дверь распахнутой настежь.

Прочие нужды справлялись во дворе, в одном из углов которого помещался большой летний туалет на пять посадочных мест. Разделения на женскую и мужскую части не требовалось по той простой причине, что Мария Николаевна пускала в свой роскошный отель только и исключительно женщин с детьми не старше десяти лет. Там же, во дворе, стояла будка с четырьмя керогазами; вокруг нее были вкопаны в землю несколько столиков. Четыре керогаза на шестнадцать «квартир» позволяли время от времени вскипятить чайник, поджарить яичницу или сварить что-нибудь на скорую руку.

Жилье, доставшееся Элле с Петей, а по их милости и Аньке с Павликом, выглядело на фоне «квартир» президентскими апартаментами. Дело в том, что размеры двора позволяли возвести еще два ряда клетушек, увеличив таким образом доход. Но для этого требовалось произвести некоторые изменения в архитектуре отеля, ибо строительству новых «квартир» мешали туалет, керогазная будка и разбросанные как попало столики. По смелому градостроительному замыслу хозяйки Марии Николаевны, их функции должны были быть переданы новому хозяйственному блоку. Увы, бригада шабашников, еще зимой бодро взявшаяся за дело, затем испарилась, пропив аванс. В итоге, к открытию дачного сезона туалет, будка и столики занимали свои прежние, крайне нерациональные позиции, а недостроенный хозблок впустую занимал драгоценное место.

Когда Мария Николаевна взяла с площади Эллу и Петю, она планировала разместить их в одной из квартир, которая должна была освободиться в тот же день к вечеру. Однако от зоркого Петиного взгляда не ускользнул пустующий хозяйственный блок, представлявший на тот момент четыре стены без пола и перегородок, зато с навешенной дверью, забитым крест-накрест окном и односкатной, крытой рубероидом крышей. Отвечая на Петин вопрос, отчего бы им не вселиться туда, Мария Николаевна смущенно замялась. Ей было неловко признаться – и, прежде всего, себе самой – что подобная идея не пришла ей в голову раньше. Это же сколько денег потеряно!

– Ну, во-первых, там нет кроватей, – нерешительно сказала она. – А во-вторых, эта квартира велика для вас двоих.

– Не может быть, чтобы у вас не нашлось кроватей, – не поверил странный парнишка. – Не у вас, так у соседей. Ведь найдутся, найдутся?

– Ну, найдутся… – столь же нерешительно протянула Мария Николаевна. – Кровати и в самом деле найдутся, но…

– А у нас найдутся еще два жильца, – не давая опомниться, перебил ее Петя. – Для четверых это ведь самое то, правда? Согласны?

– Но там нет перегородок… – напомнила Мария Николаевна, поворачиваясь к Элле. – Как вы будете жить двумя семьями в одной…

Элла безмятежно улыбнулась в ответ.

– А если с родственницей? – вмешался Петя. – С родственницей можно и в одной комнате, ведь правда? Правда? Ну, вот и хорошо, вот и договорились. Сейчас мы за ней сбегаем. У нее, кстати, тоже мальчик. Мы тележку возьмем, да? А чемоданы пусть пока здесь побудут. Она же и занесет. Спасибо, Мария Николаевна!..

В результате, они прожили в недостроенном хозблоке почти полтора месяца, вплоть до самого отъезда. Поскольку безоговорочное лидерство Пети не ставилось под сомнение никем, то и разногласий не возникало. Почти сразу же Петя задешево купил на барахолке примус, устранив таким образом унизительную зависимость от хозяйских керогазов. Денег было в обрез и у Эллы, и у Аньки, и почти все они ушли на оплату жилья и обратные билеты. Курортный рынок неимоверно дорог, поэтому приходилось пробавляться гречкой и макаронами, приправленными захваченной из дома тушенкой.

Но голодными не сидели: во время отлива ходили за мидиями, прочесывали пластиковой сетчатой сумкой гриву морских водорослей, отлавливая креветок. На пляже Петя с Павликом шныряли из конца конец, собирая пустые бутылки, – «детям на мороженое», как говорил Петя, имея при этом в виду Павлика и Эллу. По вечерам в четырех стенах их замечательного жилища, названного Анькой по именам детей «Петропавловской крепостью», уютно гудел примус, варилась нехитрая еда, земляной пол приятно холодил ноги, и южная ночь завистливо смотрела в окно сквозь крест-накрест прибитые доски.

Павлик вытянулся, загорел, окреп и уже спустя неделю после приезда ничем не напоминал прежнего тщедушного доходягу. Петю он боготворил, смотрел ему в рот и не отходил ни на шаг – как прежде от мамы. Что, в принципе, более чем устраивало Аньку, потому что, начиная с определенного момента, ее голова – да что там голова! – все ее существо было без остатка занято чем-то совершенно другим.

В первые же дни на пляже стало ясно, что опасения местных хозяек имели вполне реальные основания. То ли курортной атмосфере вообще свойственны отчетливые признаки борделя, то ли праздность действует на людей столь особенным образом, но воздух Евпатории буквально сочился желанием. Мужчины и женщины выглядели как с цепи сорвавшимися – в каждом взгляде читался если не призыв, то вопрос, и если не вопрос, то подавленное, загнанное глубоко внутрь, но от этого еще более сильное вожделение. Казалось, люди долгие годы просидели в одиночку на необитаемом острове и теперь, получив долгожданный отпуск, торопятся поскорей выплеснуть накопившуюся страсть, прежде чем их вернут назад, в места мучительного воздержания.