Филип Рот - Операция «Шейлок». Признание

— Что?

— Что на тебе надето?

— Только джинсы. И лифчик.

— Джинсы.

— Не сейчас.

— Джинсы.

— Это у тебя блажь. Если он вернется…

— Джинсы.

— Да. Да.

— Сняла?

— Снимаю.

— До лодыжек. Спусти их до лодыжек.

— Спустила.

— Трусы.

— Ты тоже давай.

— Да, — сказал я, — о да.

— Да? Вытащил?

— Я на его кровати.

— Сумасшедший.

— На его кровати. Вытащил. О-о какой.

— Большой?

— Большой.

— Очень большой?

— Очень большой.

— Соски у меня твердые, как камень. Сиськи набухают. О, милый, они так набухли…

— Все. Скажи все слова.

— Я твоя манда и только твоя, больше ничья…

— Навсегда?

— Больше ничья.

— Все слова.

— Твой твердый член — мой кумир.

— Все слова.

— Мои губы обхватывают твой твердый-твердый член…

Пипик на кровати приоткрыл глаза, и тогда я повесил трубку.

— Полегчало? — спросил я.

Он посмотрел на меня, словно больной в глубокой коме, словно бы ничего не видя перед собой, и снова закрыл глаза.

— Перебрал лекарств, — сказал я.

Я решил не перезванивать Беде, не доводить до развязки. Определенное представление я уже составил.

Когда он снова пришел в себя, его лоб и щеки покрылись испариной, как маской.

— Вызвать вам врача? — спросил я. — Хотите, я позвоню мисс Поссесски?

— Я одного хочу, чтобы вы… чтобы вы… — но слезы не дали ему договорить.

— Чего же вы хотите?

— То, что вы украли.

— Послушайте, вы нездоровы. У вас сильные боли, верно? Вы принимаете обезболивающие, от которых у вас мутится в голове. Пьете лекарства лошадиными дозами, и в этом вся штука, верно? Я знаю по опыту, каково это. Знаю, до каких выходок могут довести лекарства. Послушайте, я не очень-то хочу сажать в тюрьму человека, который сидит на демероле. Но если это единственный способ заставить вас от меня отвязаться, мне наплевать на то, как тяжело вы больны, какие сильные у вас боли, насколько вы дуреете от лекарств: поставлю себе задачу и добьюсь. Если у меня не будет другого выхода, я поступлю с вами беспощадно. Но разве другого выхода нет? Сколько денег вам нужно, чтобы смыться отсюда, уехать с мисс Поссесски куда-нибудь и попытаться обрести мир и спокойствие? Потому что вот это, другое, — дурацкий фарс, оно ничего не значит, оно ничего не даст, вы обречены на неудачу. Скорее всего, для вас обоих это кончится дурацкой катастрофой, которую вы сами на себя накличете. Я готов оплатить вам дорогу в любое место, куда вы пожелаете уехать. Два авиабилета в оба конца первым классом, куда только душа пожелает — ваша душа и ее душа. И на расходы подкину немножко, чтоб вы не бедствовали, пока не наладите свою жизнь. Разумно, а? Я не подаю на вас в суд. Вы уезжаете. Пожалуйста, давайте договоримся об отступных и покончим с этим делом.

— Как все просто, — теперь он выглядел не таким осоловевшим, как в тот миг, когда очнулся впервые, но над верхней губой по-прежнему блестели капельки пота, а лицо было совершенно белое. — Мойше Пипик получает отступные. Чемпион НБА снова побеждает.

— А что, позвать еврейскую полицию — более гуманный выход? В такой замысловатой ситуации отступные — не всегда унизительный вариант. Я вам дам десять тысяч долларов. Большие деньги. У меня тут есть издатель, — что ж я до сих пор не додумался ему позвонить?! — и я договорюсь, чтобы завтра в полдень вам выдали на руки десять тысяч долларов наличными…

— «При условии, что вы еще засветло покинете Иерусалим».

— Да, завтра к вечеру, не позже.

— Я получаю десять, а вы — остаток.

— Нет никакого остатка. Нет и точка.

— Нет остатка? — хихикнул он. — Нет остатка? — И сразу же сел на кровати, выпрямился, и, казалось, совершенно воскрес. То ли лекарства внезапно испарились из его организма, то ли внезапно подействовали, но Пипик снова стал самим собой (кем бы он ни был). — Вы же в «Ченселлор» проходили арифметику, мисс Духин вас учила, а теперь говорите мне, будто нет остатка, когда… — и тут он начал жестикулировать, словно еврейский комик, обе руки влево, обе руки вправо, показывая, что первое несопоставимо со вторым, а второе с первым, — когда вычитаемое — десять тысяч, а уменьшаемое — один миллион? — В «Ченселлор» у вас всегда были четверки по арифметике. Вычитание — одна из четырех основных арифметических операций. Позвольте мне освежить вашу память. Это противоположность сложения. Результат вычитания одного числа из другого называется «разность». Символ этой операции — наш друг, знак «минус». Хоть что-то вспомнилось? Как и сложение, вычитание распространяется только на предметы одной категории. Например, доллары из долларов вычитаются распрекрасно. Доллары из долларов, Фил, вот для чего создано вычитание.

Что ж он за человек? На пятьдесят один процент умник или на пятьдесят один процент дурак? На пятьдесят один процент псих или на пятьдесят один процент здоровый? На пятьдесят один процент опрометчивый или на пятьдесят один процент ловкач? В любом случае, эти свойства распределялись в почти равных пропорциях.

— Мисс Духин. Должен признаться, — сказал я, — я совсем забыл мисс Духин.

— В постановке на День Колумба вы играли у Ханы Духин Колумба. В четвертом классе. Она вас обожала. Лучший Колумб в ее жизни. Они все вас обожали. Ваша мама, ваша тетя Мим, ваша тетя Хани, ваша бабушка Финкель — когда вы были младенцем, они стояли вокруг вашей кроватки, и, когда мама меняла вам подгузник, они по очереди целовали вам тухес [34] Задница ( идиш ). . С тех пор женщины выстраиваются в очередь, чтобы поцеловать вам тухес.

Что ж, теперь засмеялись мы оба.

— Что вы за человек, Пипик? Какую игру ведете? В вас есть что-то от забавника, верно? Очевидно, вы не рядовой тупица, у вас потрясающая спутница — она само жизнелюбие, вам не занимать ни смелости, ни нахальства, и даже мозги работают неплохо. Я говорю это скрепя сердце, но то, как страстно и умно вы критикуете Израиль, означает, что вы не просто какой-то шизик. Неужели это просто злая комедия об убеждениях? Аргументы в пользу диаспоризма — не всегда такая пародия, какой они кажутся в ваших устах. В них есть некая безумная достоверность. Есть довольно большое зерно истины — осознается и признается европоцентричность иудаизма, того самого иудаизма, из которого возник сионизм, и так далее. И все же, к сожалению, мне кажется, что это голос наивного юноши, который принимает желаемое за действительное. Скажите мне, пожалуйста, зачем вам все это на самом деле? Кража личности? Самая глупая афера, какая только может быть. Вас непременно уличат. Кто вы? Скажите мне, чем вы зарабатываете на жизнь, когда не занимаетесь вот этим. Насколько мне известно — если я ошибаюсь, поправьте меня, — вы никогда не пользовались моей картой «Америкэн Экспресс». Так чем же вы живете? Одной своей смекалкой?