Ричард Руссо - Шансы есть…

Где-то посреди вечера сменился ветер, и хотя пляж был в доброй миле, до них донесся грохот прибоя, а когда из волн встала луна, все сделалось как-то чересчур — по крайней мере, для Тедди. Он прошел в дом, закрыл за собой дверь ванной и всмотрелся в свое отражение — не нарисовались ли у него на лице опустошение и безнадежность, какие он чувствовал. Очевидно ли его друзьям, что после сегодняшнего вечера его по-настоящему мало интересует то, что ждет впереди? Вероятно, Линкольн и Мики сейчас расспрашивают Джейси — хотят знать, не произошло ли у Гей-Хед чего-нибудь «чудно́го». А она им, наверное, говорит, что ему просто паскудно, что из них четверых он один не пришей кобыле хвост. Линкольн с Анитой отправляются на Запад. Мики предстоит явиться в учебку. Сама она выходит замуж. Да, Тедди подумывал о школе богословия после своей стажировки в «Глоуб», но лишь потому, что не мог измыслить, чем бы еще ему заняться. Универсал до мозга костей, он даже через несколько недель после окончания не понимал, на чем специализируется.

Кроме того, не исключено, что она выложит им все, хоть и обещала так не поступать. Не для того, чтобы сделать ему больно, это Тедди точно знал, а просто потому, что все они друзья и — если бы знали — смогли бы как-то помочь. Ничего они, конечно, не смогут. Никто не сможет.

Когда он вернулся на террасу — сколько его не было? — похолодало, и Линкольн нырнул в дом за свитерами и фуфайками. На Тедди никто особого внимания не обратил, а значит, предположил он, Джейси слово сдержала. Музыка уже доиграла, но Джейси и Мики медленно танцевали посреди террасы.

— «Шансы есть, — мурлыкал Мики, — раз я глупо улыбнусь, когда с тобой сажусь вдвоем. Шансы есть — решишь, что я в тебя влюблен».

— Ну конечно, — добродушно хмыкнул Линкольн. — Смейтесь-смейтесь надо мной.

Джейси, очевидно, сочла это разрешением вступить.

— «Оттого, — пустила она пьяненькую трель, — что нет на мне лица, когда встречаются уста, шансы есть — решишь, что это неспроста».

Когда Тедди проходил мимо, Джейси зацепила его за локоть, заявив, что он должен спеть с ними вместе, хоть он и отнекивался, утверждая, будто не знает слов; Линкольну не оставалось ничего, как тоже подтягивать. Сколько же куплетов они спели? Тедди сбился со счета, но в какой-то миг ему пришло в голову, что Мики больше не насмехается над Джонни Мэтисом. Он пел так, будто сам сочинил сентиментальные стишки и гордится ими как мало чем. Постепенно припоминая слова все с большей уверенностью, они, не расцепляя рук, повернулись и продолжили серенаду само́й ночи, а лунный свет рябил на поверхности дальнего океана. Пели они так, будто еще оставались один за всех и все за одного и так у них будет вечно. К своему изумлению, Тедди ощутил, как и ему самому становится легче — хотя бы немного. Может, подумал он, если они споют достаточно громко, все в конце концов придет в порядок. Мики удастся вернуться из Вьетнама живым и здоровым. Линкольну вообще не потребуется служить. Джейси выйдет замуж за своего жениха — или не выйдет, — но навсегда останется их четвертым мушкетером. А сам Тедди? Ни с того ни с сего в нем шевельнулась надежда. Потому что в мире и правда есть волшебство. Только сегодня днем девушка, в которую он был влюблен все годы учебы в колледже, выбрала его. Его . А что это, как не волшебство? К чему оставлять надежду, когда маячит шанс?

На той террасе, приятно напившись, они, похоже, обнаружили такое, с чем каждый из них мог согласиться: что «шансы есть, их шансы… жуть как хороши». А правда ли этот сантимент или — как и мир, что переходил сейчас в их владение, — яркая сияющая ложь, казалось, в тот миг не имело совершенно никакого значения.

Наутро, едва солнце успело встать, Тедди, не спавший на диване в гостиной, услышал, как Джейси ходит у себя в комнате. Когда скрипнула дверь и она выбралась на цыпочках — полностью одетая, на плече рюкзак, — он осознал, что она хочет ускользнуть, не попрощавшись. Догадка подтвердилась, когда на середину обеденного стола она положила записку — так, чтобы все ее наверняка заметили.

И только когда за нею закрылась передняя дверь, он встал и подошел к окну — проводить ее взглядом по гравийной дорожке. Какой у нее бравый вид с этим рюкзаком. Какая она красивая.

Бедная. Вчера она все глаза себе выплакала, когда он рассказывал ей про тот день в спортзале: он кинулся делать подбор, а крепыш Нельсон, его товарищ по команде, сделал ему подсечку. Копчик у него ударился о твердый деревянный пол, и от удара его парализовало так, что поначалу он не чувствовал боли — только потрясение. В карете «скорой» его отвезли в кабинет неотложной помощи, потому что он не чувствовал ног, но когда они туда приехали, какие-то ощущения в ногах вернулись, он уже мог шевелить пальцами. По мнению врачей неотложки, это был хороший знак, как и тошнотворная боль, впоследствии до рвоты, а потом, когда в желудке уже ничего не осталось, — до сухих спазмов. Его оставили в больнице на ночь под наблюдением, а наутро в корсете отправили домой — сказали, что он молод и крепок, ему нужно только хорошенько отлежаться, чтобы волосная трещина затянулась. Глазом моргнуть не успеет — и будет совсем как новенький. Хотя кое за чем нужно будет приглядывать, предупредил врач, как будто вспомнив в последний миг. Пусть это и маловероятно, травмы позвоночника могут оказаться коварны. В свои-то шестнадцать Тедди не слишком-то понимал, что значит «эректильная дисфункция», но инстинктивно уловил, за чем ему «нужен глаз да глаз», а это замечание «да, кстати» — что угодно, только не кстати.

Вчера, когда Джейси всхлипывала у него в объятиях, больше всего на свете ему хотелось утешить ее, убедить, что хоть шансы у него и не очень хороши, обстоятельства далеко не безнадежны. Функция, сказал он ей, иногда восстанавливается и через много лет после травмы. Нет надобности упоминать, что с каждым проходящим годом эта возможность менее, а не более вероятна. Да и не стал он сообщать ей, что с самого начала отчего-то знал, что его среди счастливчиков не будет и таким — извергать семя может, а заниматься совокуплением нет, способен влюбляться, но не выражать любовь — он и останется навсегда.

— На самом деле я к этому привык, — заверил он. — Ошибкой было слишком надеяться. Я просто подумал, что, может, с тобой…

Отчего она зарыдала еще пуще.

— Как ни верти, а могло быть и хуже, верно? — продолжал он, отлично понимая, что сейчас произнесет нечто поистине ужасное — такое, что будет преследовать его вечно. — Я бы мог отправиться во Вьетнам.

Сорок четыре года спустя, высоко над тем пляжем, где он произнес эти слова, поверяя печальную историю Терезе, он по-прежнему не мог до конца постичь, какая муха его укусила — или что вообще он хотел этим сказать. Бывали дни, когда он едва не прощал себя за эти слова, сказанные Джейси. Конечно же, он имел в виду лишь то, что в вечер лотереи ему повезло — выпал номер, который убережет его от такой опасности. Да и в самом деле, это было почти все, на что могли рассчитывать мальчишки его поколения. Однако иногда казалось, что он, сам того не ведая, заключил сделку с Богом: мол, дай мне сегодня вечером высокий номер, и просить я у тебя больше ничего не стану. Потому что это бы и объяснило ту замену, которую его сейчас просили принять, — счастье за жизнь. Всегда все могло быть и хуже. Он мог отправиться во Вьетнам.