Ричард Руссо - Шансы есть…

— Простите…

— Вас не за что мне прощать, Линкольн. Я же говорю — я рад, что у вас жизнь сложилась. Рад, что вам не пришлось следить за домом собственного ребенка, потому что в глубине души вы подозревали, что он лживый мешок говна. Подозревали, потому что видели, как у других женщин возникают такие травмы, и я на самом деле рад, что вы не заглядывали в окно в тот вечер, когда ваш сын схватил свою жену за глотку и швырнул ее через всю комнату. Потому что там был я, Линкольн. У них под домом, заглядывал в окно. Мог бы предотвратить то сотрясение мозга, когда она ударилась затылком о стену, потому что видел ясно как день, что́ сейчас произойдет, но пока он действительно этого не сделал, я не знал . А до того мига? Пока не надел на него наручники ? Я все еще мог верить .

Если бы Линкольн ее не ждал, в женщине, вошедшей в тот миг в «Рокеры», Беверли он бы не признал. В «Виньярд газетт», прилично одетая и накрашенная, она была до того привлекательна, что в Линкольне тогда даже совесть шевельнулась. Теперь же, без макияжа, в мешковатых шортах и вытертой фуфайке, она выглядела на все свои годы — да еще и с прихватом. С учетом того, что́ он только что услышал, трудно было не видеть в ней женщину, которую жестокий муж некогда швырял через всю комнату. Лишь когда она положила руку Гроббину на плечо, тот оторвался от созерцания опивок у себя в стакане и заметил свою невестку в зеркале за баром; лицо у него сделалось невыразимо грустным, как будто это он своим рассказом вызвал ее к жизни в нынешнем поблекшем состоянии. Затем как-то слишком быстро лицо у него потемнело.

— Кевин, — выдохнул он, и темная злость, какую Линкольн в нем уже замечал, вновь прозвучала в его голосе.

Линкольн вдохнул поглубже. Если всему суждено пойти очень и очень плохо, произойдет это прямо сейчас.

— Это я ей позвонил, мистер Гроббин, не он.

Если старик и услышал, то виду не подал. Уже выложив двадцатку на стойку, он подвинул ее теперь к подходившему бармену. Кевин кивнул Беверли, двадцатку двинул обратно.

— За мой счет, Джои. Но будет очень хорошо, если вы сюда заходить больше не будете.

Не прикасаясь к купюре, Гроббин посмотрел на Линкольна.

— Знаете, что бывает с качками, жрущими стероиды? — спросил он. — И не говорите, что они глупеют, потому что они без этой химии и так глупые, иначе бы не пошли в качки.

— Джо, — взмолилась Беверли. Тот еще никак не показал, что видит ее. — Пойдем, давай-ка доставим тебя домой.

— У них по всему позвоночнику такая ярко-красная сыпь выступает. Как грядка с клубникой.

— Мистер Гроббин… — начал было Линкольн.

— Я прав, Кевин? У тебя так спину обсыпало? Вот эта двадцатка подтверждает, что да.

Кевин покачал головой.

— Вы правда хотите, чтобы я из-за этой стойки вышел, Джои?

— Нет, я просто хочу, чтоб ты показал моему новому друг Линкольну свою сыпь. Он такой никогда не видел, а он из тех, кто не верит на слово, — только если увидит все своими глазами.

— Потому что если я отсюда выйду, Джои, нежен я с вами не буду. Я знаю, вы раньше были крутым, но теперь вы состарились, и тем дням настал конец.

— Прошу тебя? — умоляла Беверли. — Джо?

— Это необязательно, мистер Гроббин, — сказал Линкольн. — Я верю вам, договорились? — Конечно, он старался разрядить напряжение, но произнеся эти слова, он не лгал.

— Вы не просто мне дым тут пускаете, Линкольн? Не хотелось бы, чтоб вы это говорили только для того, чтобы Кевин улизнул от трепки.

— Ухохочешься, — сказал Кевин.

— Нет, я правда вам верю, — повторил Линкольн, и на сей раз слова его не прозвучали ложью.

Гроббин пьяно разглядывал его, решал. Наконец произнес:

— Ну и ладненько. Наверное, тогда всем можно разойтись по домам. — И снова пихнул двадцатку к бармену: — Положи себе в банку с чаевыми. Потом купишь мази для своей сыпи.

Соскользнув с табурета, Гроббин потерял равновесие и, вероятно, упал бы, не поддержи его Беверли. Проделала она это так, что стало понятно — ей это уже не впервой. Гроббин выглядел опустошенным — в нем не только энергии не осталось, но и пульса, будто беседа с Линкольном выжала его досуха. Линкольн надеялся, что это не так, потому что ему нужно было кое-что узнать.

— Пока не ушли…

— Да, Линкольн?

— Тот случай, о котором вы мне рассказали? С моим другом Мики? Вы не припомните, когда это произошло?

Гроббин уставился в пространство.

— Подмывает сказать — в семьдесят четвертом, но я же говорю, можете сами поискать.

— Ладно, спасибо. Вам помочь на улице?

Спрашивал он Беверли, но ответил Гроббин:

— Нет, я считаю, что вечер и без того прошел унизительно.

Семьдесят четвертый, — подумал Линкольн, когда дверь за ними наконец закрылась. Если ему не изменяет память, той осенью Джеральд Форд объявил амнистию для уклонистов и Мики, как и многие другие, вернулся домой. Пока он был в Канаде, они друг с другом не связывались, если не считать одной-единственной открытки. Пришла та на адрес родителей в Данбар, в октябре 71-го, — к тому времени Мики не было уже несколько месяцев. На открытке был величественный «Шато Фронтенак» [61] The Fairmont Le Château Frontenac (с 1893) — гостиница в Квебеке, исторический памятник: первая из канадских «больших железнодорожных гостиниц»; построена по проекту архитектора Брюса Прайса. в Квебеке, а на обороте Мики накорябал: «Решил, тебе захочется взглянуть на мою новую фатеру». И подписался: «Большой Мик на кастрюлях». Возбудившись, Линкольн позвонил Тедди — и узнал, что его родители получили точно такую же открытку и с тем же посланием.

— Сдается мне, он мог и не слышать о Джейси, — рассуждал Тедди, — иначе спросил бы, вышла ли она на связь.

Лишь позже Линкольну пришло в голову, что логика у его друга хромает. Если бы Мики хотел узнать про Джейси, ему бы следовало указать обратный адрес, чего, конечно, делать бы не стал, чтобы эти данные не попали в чужие руки.

Только в начале 1975-го, после амнистии, Линкольн получил от Мики известие в виде запоздалой рождественской открытки, сообщавшей, что он вернулся и снова даст о себе знать, как только обустроится. Пока что он в Уэст-Хейвене, живет с матерью, ищет работу и жилье. Он тут знает парочку парней, которые хотят сколотить группу, поэтому, наверное, к ним присоединится. Джейси на этот раз он упомянул: «О Джейси небось никто не слышал?» Через месяц-полтора после того они созвонились, и он объяснил, что мать, с которой он оставался на связи, пока был в Канаде, рассказала ему, что Джейси, очевидно, сбежала, вместо того чтоб выходить замуж, и Мики счел это самой вероятной причиной ее исчезновения. Когда же Линкольн выразил свои сомнения на этот счет, Мики от них отмахнулся:

— Попомни мои слова, однажды она объявится с европейским мужем и будет хвалиться тем, что она иностранный корреспондент в каком-нибудь Сингапуре или другой глуши.