Валерий Привалихин - Восхождение: Проза

Ровно в семь вечера Наумович сидел на прежнем месте в кабинете Кандыбина, который по-новому, с некоторым удивлением и, может быть, недоверием смотрел на Катю Вереникину, худенькую темноволосую девушку, вошедшую вместе с председателем уездной чека и несмело опустившуюся в кресло у стола. Кандыбин подал ей руку, улыбнулся приветливо, и Катя ответила на его улыбку — сдержанно, с достоинством. Она хорошо поняла взгляд Кандыбина, молчала, как бы давая председателю исполкома время к чему-то привыкнуть и что-то обдумать; ожидая, расстегнула верхнюю пуговицу дешевенького серого пальто, мешавшую ей, старательно разгладила на коленях длинные его полы. Глянула на посмеивающегося Наумовича — что молчите, Станислав Иванович? Сами же позвали…

— Ну что, молодежь, — сказал наконец Кандыбин. — Сюрприз вы мне приготовили. Ну ладно, Станислав Иванович, рассказывай, почему Вереникину выбрал.

Потом он слушал Наумовича с вежливой улыбкой, кивал изредка склоненной стриженой головой, внимательно глядя при этом на сцепленные на коленях пальцы Кати Вереникиной — чистенькие учительские пальцы, отмечая себе, что, конечно же, все это хорошо: и то, что Катя ухаживала в госпитале за ранеными красноармейцами, и то, что она коммунистка, пусть и с небольшим стажем, и то, что из простой семьи. Но дело, за которое она берется по предложению чекистов, — опасно, очень опасно, и попади она в лапы бандитов, разоблачи они ее… Кандыбин снова посмотрел на Катины легкие и чистенькие руки, представил, ч т о могут с ними сделать озверевшие люди, и нервный холодок змейкой прополз по его спине. Он наконец прямо глянул ей в лицо. Девушка не отвела взгляда и, кажется, догадалась о его мыслях.

— Катерина, ты все же не представляешь всей опасности, — строго сказал Кандыбин. — Не думай, что при разоблачении бандиты пожурят тебя и отпустят, пальчиком погрозят: мол, не балуй, девка, смотри! В лучшем случае…

— В лучшем случае меня расстреляют, Дмитрий Яковлевич, — перехватила она его мысль, и рот девушки твердо сжался; было в этот момент столько силы в ее голосе, что и Наумович глянул на Катю несколько иными глазами.

— В худшем — будут издеваться, я женщина, — добавила она. — Слышала. Даже видела. Вон, в Гнилушах…

— Знаем, — сказал Кандыбин сурово.

— Я видела повешенных, детей мертвых видела! — продолжала с гневом Вереникина. — Кто все это может забыть, простить?! — Лицо девушки в свете сильной керосиновой лампы ожесточилось. — И если мне удастся как-то помочь Советской власти…

— Ну ладно, ладно, — мягко остановил ее Наумович. — Не нервничай, Катя… У тебя возражения против товарища Вереникиной есть, Дмитрий Яковлевич? — спросил он Кандыбина. — Выкладывай честно, а то я что-то не пойму.

— Возражений нет, — сказал тот строго. — Катерину я знаю, поди, больше, чем ты, Станислав Иванович. Вот с таких лет… — Глянул на Вереникину: — Ну, Катерина, если сама веришь…

— Мы о многом уже говорили с Екатериной Кузьминичной, — официально как-то сказал Наумович, а сам смотрел на девушку подбадривающе, весело. — Она человек проверенный, надежный. И там, в банде, она не одна будет… Кстати, Катя! Мы вчера получили сообщение из Калачеевского уезда: бандиты уже и там побывали, убили в Меловатской волости председателя волисполкома, а секретаря его, девушку-комсомолку, если не ошибаюсь, Соболева ее фамилия, увели с собой…

— Соболева, — повторила тут же Вереникина.

— Ну это так, на всякий случай. Рассчитывать полностью можешь только на тех людей, которых я тебе назвал. А в отношении этой дивчины… посмотри там на месте сама, и мы тут кое-какие справки наведем.

Наумович говорил это больше для Кандыбина, тот все еще недоверчиво поглядывал на Вереникину. Неужели он действительно совсем не верит в успех дела? Или не нравится сама идея — послать в Калитву девушку, женщину? Но губчека тоже поддержала именно этот вариант: мужчина будет очень заметен в Калитве, к нему обязательно проявится повышенный интерес! Сам же Кандыбин говорил: у Колесникова хорошая разведка, у него налажена сеть осведомителей…

Катя вдруг протянула руку Кандыбину.

— У вас спички есть, Дмитрий Яковлевич?.. Жгите, ну! Да не бойтесь, стерплю. А то вы все смотрите, смотрите… Думаете, какая из нее разведчица, да? Худая, ручки тонкие… А я их ненавижу! Сколько горя они нашему селу принесли, сколько людей убили только за то, что они сочувствовали Советской власти!

— Катерина, успокойся, — ровно сказал Кандыбин. — Никто в твоей ненависти к бандитам не сомневается. Ну, чего на меня напустилась? — обезоруживающе засмеялся он. — Действительно подумал, справишься ли. Жизнью ведь рискуешь, не чем-нибудь. Правильно понимаешь: оттуда можно и не вернуться. Но если веришь в себя — иди. Но держись, милая. Там, в банде, многое придется увидеть, нервы в кулак зажми, поняла?

— Поняла, — Вереникина вспыхнула, опустила глаза, а Кандыбин с Наумовичем отчетливо вдруг почувствовали, что Кате, этой Катерине, действительно очень хочется выполнить задание чека, что она давно и хорошо все обдумала и не остановится теперь ни перед чем.

— А если там… замуж придется выйти? В интересах дела? — в упор спросил ее Наумович, решив проверить и свои сомнения на этот счет, предусмотреть для Вереникиной и этот вполне реальный вариант ее более успешного внедрения в банду.

— Надо — значит выйду, — глядя в глаза Наумовичу, твердо ответила Вереникина. — Я об этом, Станислав Иванович, и сама уже думала.

— Ох, Катерина, отчаянная твоя голова!

Кандыбин прибавил света в лампе, внимательно глянул на чекиста — тот собирался что-то сказать.

— Легенду мы ей надежную придумали, — Наумович говорил спокойно, скупо. — Жена белогвардейского офицера, мужа убили большевики, пробирается в Ростов, к родственникам, у нас, в чека, на подозрении.

— Ну, смотри, Станислав Иванович, за Катерину перед Советской властью головой отвечаешь. — Кандыбин встал, видя при этом, сколько сдержанной радости плеснулось в глазах Вереникиной. («Как будто мы тебе, милая, корову выделили», — подумал невольно.) — Ты уж, пожалуйста, подучи ее как следует еще. Мало ли, осечку где даст. До свидания, Катерина. Буду рад видеть тебя снова живой и здоровой.

Кандыбин подал Наумовичу руку, посмотрел чекисту вслед, подумал, что хорошо бы он завел наконец семью, подлечился — молодой ведь еще, жить да жить. И Катерина тоже неприкаянная теперь, после смерти родителей… Вернется вот с задания, надо будет поговорить с ними обоими, глядишь, и…

Дмитрий Яковлевич оборвал себя в этом месте: вспомнил об учительнице из села Гнилуша, которой бандиты, еще у живой, отрезали груди…

Штаб красных частей расположился в холодном и гулком помещении станции Россошь. Место это Мордовцев выбрал сам: во всех отношениях находиться в Россоши было удобно — по железной дороге можно было поехать на север, к Воронежу, и на юг, к Кантемировке, рядом находилась и Старая Калитва, один дневной переход пехоты, не больше; важно было находиться штабу, вообще красноармейским частям, именно на железной дороге — Колесников уже несколько раз пытался с боем взять железнодорожные станции, он хорошо понимал, что значат для Советов коммуникации.