Валерий Привалихин - Восхождение: Проза

— Это верно, — согласился вконец успокоенный Гусев, и, строгое чернобровое его лицо разгладилось усталой улыбкой. — Власть наша, рабочих и крестьян, чего против нее идти? В семнадцатом за нее с царем бились, в гражданскую сколько крови пролили… Эх, сколько народу, да какого, положили!..

Гусев опустил на грудь большую лобастую голову, задумался. Сидел так с минуту; потом вскинул на Васильченко грустные глаза:

— Пошли-ка, комиссар, по избам пройдем, глянем, посты заодно проверим.

— Та лягайтэ вы отдыхать! — мягко запротестовал Руденко. — Какие там посты?! И охота вам по ночам шастать. Бандиты, черт бы их подрав, сами темноты боятся. Под юбки жинок небось при свете еще поховались. А хочешь, командир, так мы сами вас караулить будем. Мужиков у нас богато, скажу им…

— Ну что, насчет дополнительных караулов из местных жителей, по-моему, неплохо, комиссар? — рассуждал Гусев, уже выходя из дома Руденко. — Пускай с нашими посидят до утра… Хорошая мысль, хозяин. Давай-ка, пошли с нами. Люди твои надежные?

Руденко, забегая вперед, обиженно и истово крестился.

— Да господь с тобою, командир! Шо ж, я не понимаю?! Да ради нашей Красной Армии ночку одну недоспать… Тьфу! Нам самим бандиты поперек горла. Отдыхайте спокойно, а завтра с утречка и тронетесь. Мы слышали, бой у вас с Колесниковым в Калитве.

— Про все вы тут слышали, — добродушно проворчал Гусев.

Они втроем, не спеша, двигались от хаты к хате, стучались; в хатах смотрели, как устроились красноармейцы, толковали с хозяевами. Руденко просил их не спать эту ночь, помочь караулам — нехай, мол, бойцы как следует отдохнут перед боем.

Добровольцев набралось человек двадцать. Охотно одевались, выходили в ночь — морозную, звездную. Громко перекликались между собой, балагурили с красноармейцами.

— Штоб глядели у меня! — покрикивал на мужиков Руденко.

— Нехай спят! Не маленькие, ясно.

— Понимаем, что к чему! — неслось из толпы…

Гусев с Васильченко вернулись в дом Руденко; семья хозяина уже спала. Руденко повел командиров в горницу, указал им при свете каганца на высокую, со взбитыми подушками кровать.

— Лягайтэ туточки. На перине небось сто годов не спал, командир?

Гусев, стаскивающий с ног сапоги, засмеялся расслабленно:

— На простынях-то забыл когда спал… — Сконфуженно потянул носом: — Ноги бы помыть, а, хозяин? На такую постель… Ты бы нам где попроще постелил.

— Лягайтэ, лягайтэ! — замахал Руденко руками. — Какие там ноги!..

…Разбудили Гусева под самое утро. Он в мгновение, по военной привычке, подхватился, цапнул рукою одежду, с холодом в груди ощутив вдруг, что нет под гимнастеркой привычного и твердого бугорка нагана. Не было рядом и Васильченко. Стояли перед Гусевым какие-то темные рослые фигуры, и одна из них, в пышном малахае, грубо тыкала ему в грудь дулом винтовки. Внесли лампу.

— Ну, здорово, командир! — хохотнул широкоплечий рослый человек в коротком кожушке. Он стоял перед Гусевым в вольной позе, картинно отставив ногу, придерживая рукой шашку в белых ножнах. — Спишь, значит? А кто ж бандитов ловить будет, а?

Стоящие рядом с ним мужики загоготали.

— Вы… Вы кто? — Гусев попытался встать, но дуло винтовки безжалостно откинуло его к стене.

— Мы-то?.. Мы кто? — повернулся рослый к бородачам. — Я, к примеру, Колесников Иван Сергеевич, слыхал, может, про такого? А? А ты — Гусев. Так? И собирался меня убить.

Колесников выхватил вдруг из ножен клинок, замахнулся.

— Не надо тут, Иван Сергеевич! — завопил, выскочив из-за спин мужиков, Руденко. — Бабе постелю спортишь. На дворе лучше. Дай-ка я сам его… сам поймал, сам и решу.

Гусева схватили, вытолкали босого во двор, забитый какими-то людьми, пешими и конными. У крыльца, скорчившись, лежала белая фигура.

— А вот и комиссар твой, — злорадно хихикнул Руденко. — Недоверчивый, не то что ты. Все по нужде ходил… Ну да отходился.

Поднималось над Криничной хмурое холодное утро. Улицы села были заполнены конными — они носились взад-вперед, палили из обрезов. У домов кучками жались полураздетые красноармейцы, выскочили кто в чем спал.

— Оружие всё собрали? — зычно крикнул кому-то Колесников, и тотчас подскочил к нему верховой, радостно и громко доложил:

— Все наше, Иван Сергеевич! И пулеметы, и винтовки. Патронов тож немало… Криничанских вооружаем. Ну и голова у тебя, атаман. Это ж надо — без единого выстрела три роты красных под корень!

Колесников, усмехнувшись, вскочил на поданного ему Опрышкой коня. Ткнул плеткой в сторону Гусева:

— Командира и комиссара — в расход. А рядовых раздеть до белья и нехай дуют на Россошь, доложатся Мордовцеву с Алексеевским, как они Колесникова били… Ха-ха-ха…

На рассвете этого дня [1] 16 ноября 1920 года. — Прим. автора. особый полк под командованием Аркадия Качко занял Новую Калитву. Бандитов в слободе не было. В домах жались по углам женщины и дети, старики. Никто из них не мог толком ничего сказать: где так называемый Новокалитвянский повстанческий полк, сколько в нем людей, конных или пеших, какое у них вооружение, куда ушли… Выяснилось только, что полк снялся из Калитвы вчера вечером, а куда и зачем пошел — одному богу известно.

Качко, расположившийся со штабом у церкви, в добротном доме, нервничал, терялся в догадках. К назначенному Мордовцевым часу к Новой Калитве не подошли отряды Гусева, не было никаких вестей от Георгия Сомнедзе, не дал о себе знать Шестаков. Новая Калитва пуста, сражаться здесь не с кем. Тихо было и на хорошо видных сейчас буграх Старой Калитвы: мирно дымили трубы, в серое блеклое небо вяло поднимался малиновый диск солнца.

И все же бандиты были где-то поблизости, Качко это чувствовал. Он поднялся на колокольню, осмотрелся в бинокль: позиция его полка была невыгодной. Новая Калитва сгрудила дома в котловине, вся округа — широкое, меловое в основном, плато — изрезана балками, оврагами, лощинами — подбираться по ним к слободе очень удобно. И вполне возможно, что в балках этих давно уже притаились отряды Колесникова…

В это время показалась со стороны Старой Калитвы многочисленная конница с пулеметными тачанками; конники спешились на окраине Новой Калитвы, ринулись в атаку. В тот же момент в тылу полка раздался дружный залп: поднялись из балок цепи. Запылила конница и со стороны Криничной…

Качко понял, что его полк берут в «клещи», что, займи он оборону в центре слободы, у церкви, попытайся противостоять явно превосходящим силам… Нет, долго не продержаться.

«Где же Гусев? Шестаков? Сомнедзе?» — злился Качко, досадливо разглядывая карту: так трудно было ориентироваться по ней — не тот масштаб, на сгибах стерлась, названия населенных пунктов читаются с трудом.