Валерий Привалихин - Восхождение: Проза

Алексей не мог знать этого точно, но предполагал, что в дом рота ворвалась без потерь или почти без потерь, впрочем, сейчас он и об этом не думал, об этом он думал раньше, когда составлял план боя. Благодаря внезапной атаке даже не на рассвете, а почти в темноте он сразу решал главную задачу — войти в соприкосновение с противником, и она переставала быть главной; главной задачей становился бой в самом доме, но благодаря этой же внезапности немцы были сразу лишены возможности отступить, они должны были драться за свою жизнь, а драться они умели.

Впереди бежали два бойца: один высокий, худощавый, гимнастерка висела на его плечах, как на вешалке, — Леселидзе, другой ниже его на целую голову и налитой, гимнастерка мощно обтягивала его лопатки и плечи — Бондаренко.

Они ворвались в то, что когда-то было проемом для балконной двери — руины громоздились уже до уровня второго этажа.

Разрывы гранат, близкий свист пуль, взрывающих воздух в замкнутом пространстве бывшего дома, — это был ад, но привычный уже ад. Надо было работать.

Леселидзе упал, а Бондаренко только дернул плечом — его задело той же очередью — и повел автоматом.

Алексей не мог и не хотел оставаться сзади бойца, тем более сзади раненого бойца, и прыжком вырвался вперед.

Перерезанный очередью в упор из ППШ немец сползал на пол, цепляясь спиной за стену и тяжело и нехотя подгибая ноги. Он еще жил, и в глазах его застыло обычное удивление смертельно раненного человека, который не может поверить, что вот только что он жил, а вот его уже убили и его не будет, совсем не будет, и тут же было удивление оттого, что враги вот они, стоят рядом с ним, и у него в руках автомат, а стрелять он не может, а они на него даже не смотрят, а ведь он еще живет…

Гитлеровец был готов, и, не останавливаясь около него, Алексей пошел вдоль коридора, прижимаясь к стене и выставив вперед пистолет, но недалеко, чтобы его не могли выбить неожиданным ударом из какого-нибудь дверного проема. Оглянувшись, он увидел, что за ним идет Бондаренко, держа палец на курке автомата, на левом плече у него темнело расплывающееся пятно крови.

По всему дому от подвала до разбитых верхних этажей шел бой — рвались гранаты, гремели автоматные очереди и раздавались крики, от которых раньше у него застыла бы кровь в жилах.

Алексею показалось, что впереди мелькнула какая-то тень, он сорвал с пояса лимонку и, прижимая рычаг к ее ребристому телу, сделал еще два шага и увидел над собой у края огромной дыры в потолке ствол немецкого автомата. Он подкинул в дыру гранату и отскочил в сторону. Грохнул взрыв, и на пол перед ним в облаке пыли упал окровавленный «шмайссер». Наверху закричали. Алексей бросился назад и налетел на Бондаренко. Нельзя было терять ни секунды, и он повалил бойца на пол и упал рядом с ним. Мгновением позже разорвалась немецкая граната. Взрывная волна толкнула его в бок, и Алексей понял, что его не задело. Пыль стояла столбом, лезла в глаза, но Алексей не целясь выстрелил несколько раз из пистолета, одновременно раздался стук сапог рухнувшего сверху немца и его дикий крик. Оставалось надеяться, что наверху больше никого не было.

Алексей потряс Бондаренко за здоровое плечо, тот застонал, но не пошевелился и не открыл глаз. Подхватив его автомат, Алексей бросился вперед.

Еще слышны были выстрелы и разрывы гранат, но они звучали все реже, и чувствовалось, что бой затихал. Из тех немцев, что занимали дом, вряд ли кто успел уйти, все были перебиты, десяток пленных отправлен в тыл, конвоиры получили приказ — как только сдадут пленных, немедленно вернуться назад.

За те минуты, что шел бой в доме, противник не успел опомниться и помочь подразделению, занимавшему дом.

На первом этаже Алексей увидел Сашку, устанавливающего в бойнице окна немецкий «МГ-34», хотел было позвать его, но махнул рукой — зачем ему сейчас ординарец? А вот еще один пулемет ему куда важней.

Все понимали, что немецкую контратаку не придется долго ждать, и спешили занять места для скорого боя, и не прошло и часа как на немецких позициях поднялись цепи серых мундиров и пошли в атаку при поддержке огня легких минометов, малоэффективных в данной обстановке: роту Алексея хорошо защищали стены.

Алексей лежал у пролома в стене на третьем этаже. В отличные цейсовские стекла трофейного бинокля он отчетливо видел лица бегущих на них немцев. Сигналом для начала ответного огня должна была стать его автоматная очередь. Он прицелился, и два строчивших на ходу из своих «ручных машин» немца ткнулись носами в битый кирпич. Алексей больше не стал стрелять, сейчас в этом не было необходимости, он стал наблюдать за тем, как проходит бой.

Огонь, который повела его рота, в несколько секунд выбил бреши в цепях атакующих, они залегли и начали медленно отползать назад.

Было, конечно, хорошо то, что они сейчас уничтожили еще несколько десятков фашистов, но по тому, как проходил бой, Алексей понял: про то, что сейчас произошло, нельзя даже сказать, что это было только начало, — это не было даже началом, у немецкого майора или капитана, отвечавшего за эти позиции, просто сдали нервы, и он бросил своих людей в неподготовленную атаку на верную смерть, может быть, и он сам сейчас лежит среди них.

Теперь донесение о происшедшем должно поступить в вышестоящий штаб, там его проанализируют, разработают условия, при которых (как они подумают) они смогут вернуть себе дом, придадут подразделениям, выделенным для атаки, средства усиления — артиллерию, танки, а может быть, и вполне возможно, авиацию, как раз условия хорошие: дом стоит посреди площади, значит, своих не заденет, — на все это потребуется несколько часов, значит, у нас есть время, прикинул Алексей. Он распорядился о посменном отдыхе — половина роты спит два часа, вторая половина занимает позиции.

Захаров встал, оглядел расположившихся на полу коммунистов, остановил взгляд на сидевших отдельно Алексее и двух бойцах и сказал:

— Товарищи коммунисты, поскольку секретарь парторганизации нашей роты товарищ Петров Иван Герасимович погиб в сегодняшнем бою, разрешите мне предложить следующую повестку дня. Первое — выборы секретаря ротной партийной организации. Второе — прием в ряды ВКП(б) товарищей Никольского, Рогожина и Костенко. Третье — текущий момент.

Со стороны могло показаться, что Алексей внимательно наблюдает за ходом собрания, на самом же деле хотя он и видел все, что происходило перед ним, но как-то не осознавал этого — он сейчас находился примерно в том же состоянии, какое бывало у него перед боем.

Он вздрогнул, услышав свою фамилию, непонимающе огляделся и нерешительно встал.

Политрук прочитал его заявление.

— Какие будут вопросы, товарищи?