Александр Уваров - Казино для святых [СИ]

— Хватит! — решительно сказала Анна. — А то сейчас досмеёмся…

Развернувшись, она быстрым шагом вышла из курилки.

— Струсила, — заметила Даша.

И тут же продолжила:

— Ты, Лен, не обращай на неё внимания. Она всё время трусит. Отчёт сдавать — у неё трясучка в коленях, документ какой-нибудь подписать — сразу обморок. Чуть что, так она сразу начинает кричать, что это к ней не относится. Вот и сейчас она осторожничает.

«Чего это она разоткровенничалась?» — подумала Лена.

— Вот и сейчас… А чего такого я сказала? — продолжала Даша.

Вопрос этот, понятно, был риторическим и Даша, даже для вида не выждав секунды для получения ответа, хмыкнула презрительно и продолжила:

— Тоже мне, защитница начальства. Можно подумать, никто не знает, какие она с главбухом дела крутит…

— Я не знаю, — возразила Лена, вытаскивая из плоской пачки «Вог» сигарету.

— Да ладно тебе! — отмахнулась Даша. — Ну, может… Да нет, мне-то не рассказывай!

— Правда, не знаю, — повторила, закуривая, Лена. — И какие дела они крутят?

Даша попыталась что-то сказать, открыла было рот и даже успела произнести что-то вроде: «…с их-то откатами…», но потом быстро осеклась, замолкла и как-то подозрительно покосилась на Лену.

Та стояла с самым невинным и нелюбопытным видом, флегматично и подчёркнуто спокойно выпуская серо-синий дым, облачками расплывающийся на пыльном офисном солнце.

— Так что? — спросила после минутного молчания Лена. — Ты уж скажи, а то всё слухами да намёками. То про Ларису, то про главбуха… Может, и мне интересно будет. Сидишь весь день за компьютером, бумажки раскладываешь, перепечатываешь. Жизни никакой не видишь. А тут оказывается, столько новостей.

— Да вот… — как-то совсем неопределённо ответила Даша. — Это я так…

«Дура я, дура! С кем разговорилась? С Ленкой? Забыла, с кем она!..»

— Ничего интересного! — решительным уже тоном продолжила Даша. — Так, болтовня одна. Чего тебе голову забивать? Тебе ведь и так…

«…генеральный много чего рассказывает», — хотела было продолжить Даша, но вовремя спохватилась.

— …Ты и так на совещаниях присутствуешь, — выкрутилась на ходу Даша. — Больше нас знаешь. А я вот, к примеру, вообще не знаю, дадут премию за первое полугодие, или нет.

— Дадут, — успокоила её Лена. — Генеральный из командировки вернётся, и подпишет. Я ему уже приказ подготовила и список сотрудников.

— Из командировки! — обрадовано воскликнула Даша.

И засмеялась. Теперь уже искренне.

— Тоже в Италию?

— Во Францию, — поправила её Лена.

И строгим голосом добавила:

— Даш, хватит уже за начальством следить. Кто куда поехал…

«Кто с кем…»

— Да я так, из любопытства.

Даша отмахнулась. Потом шутливым жестом приложила палец к губам.

— Никому!

Лена отвернулась. Почему-то сейчас поведение Даши казалось ей уже не легкомысленным, а, скорее, раздражающим.

Или, точнее…

«Угрожающим, что ли?» — с удивлением подумала Лена.

Все эти намёки, якобы легкомысленная болтовня…

«Ты хочешь сказать, что всё знаешь?» — спросила Лена.

Не вслух, конечно. Мысленно. Про себя.

«Ну и что?»

Она резко повернулась.

Но Даши уже не было. Только едва покачивалась неплотно закрытая дверь.

«Сплетница!» — прошептала Лена.

И, на выдохе выпуская дым, повторила:

«Глупая сплетница…»

Едва заметная голубоватая дымка на небесно-зимнем стекле. И не поверишь, что внизу, километрах в девяти отсюда по вертикали, жаркое лето.

Позади — город, толчея машин, на километры растянутые автомобильные пробки, горький запах солярки, обморочная духота, липкий чёрный асфальт, шелест лениво крутящихся в полдневном мороке шин. Позади — Шереметьево, рамка на входе, звонок («выньте мелочь из карманов!»), первая спасительная прохлада ВИП-зала, глоток минеральной, таможня, регистрация, жёлтые цифры на тёмных страницах табло («да это не наш рейс! вон там — наш!»), снова рамка («и обувь снимать?»), терминальный «рукав», самолёт…

Самолёт в небе. Второй час пути. Поля внизу, зелёные полосы — уже не Россия, должно быть.

Романов вытянул ноги, до сладостного хруста растягивая суставы.

«Тяжело всё время сидеть. Что за жизнь?»

В бизнес-классе, конечно, удобней. Кресла просторней и мягче, подставка под ноги, подлокотники шире, а, главное, больше расстояния между сидениями.

Романову, высокому и широкоплечему, всегда были неудобны тесные пассажирские ряды. Правда, неудобны были в те времена, когда не летал он ещё бизнес-классами, а так, обычными, экономическими.

А ведь в те времена — ох, как же пришлось помотаться по России! Два десятка городов, не меньше, пришлось облететь. А некоторых гостить и по много раз.

А ещё можно вспомнить и кровати в провинциальных гостиницах. Впрочем, на тех кроватях и низкорослому человеку было бы неуютно.

Пару раз, кажется, приходилось и в аэропорту ночевать…

«Завёл шарманку!» — рассердился сам на себя Романов.

Нет, не то, чтобы он сознательно гнал эти воспоминания прочь. Не то, чтобы были они ему неприятны. Просто он считал их проявлением излишней сентиментальности и, отчасти, какой-то потаённой, до конца неосознаваемой и потому особенно опасной жалости к себе, жалости, которую он не терпел и никогда не допускал.

Почти никогда…

«А, может, именно сейчас я себя и жалею? Намучился, бедолага, в кондиционированной машине?»

Все эти дела, закрутившаяся бешеная спешка, неожиданная поездка шефа во Францию…

«Чего засуетился? В начале года же всё оговаривали».

А ещё… Да, он сам уговорил жену уволиться с работы, чтобы больше внимания уделять детям.

«А Ставицкий-то свою жену к себе на фирму устроил!» — возражала супруга.

«Семья молодая…» — возражал Романов.

Хотя шеф не так уж молод. Николаю под пятьдесят. На семь лет его старше. И семь лет они знакомы.

«…молодая. Детей нет. Вот когда появятся, тогда посмотрю, как у него получится их воспитывать, с двенадцатичасовым рабочим днём».

«Да они няни наймут!» — упорствовала супруга.

Помнится, тогда он сказал что-то вроде: «Это их дело! А я не позволю…»

Не позволю, что его детей, Мишу и Танечку, воспитывала не родная мать, а какая-то няня.

Нет уж, давай-ка, мать, ты сама.

«Или, думаешь, доходов заместителя генерального на четверых не хватит?»

Это не упустил случая так вот незаметно, ненавязчиво прихвастнуть.

Хотя, какой там — ненавязчиво. Ира, жена его, всё поняла.

«Опять ты про свои доходы, Ваня? Беда с твоими деньгами…»

Почему беда?

— Слышишь, народ смеётся?

На кресло рядом с Романовым не сел, а как-то тяжело и грузно плюхнулся Виталий Никонов из отдела оперирования.

Живой, энергичный и до крайности (иногда чрезмерно) общительный Виталий (подчинённые его за глаза иначе как «Виталя» и не звали) от выпитого в полёте (и немного — в аэропорту) погрустнел, обычно стремительные его движения стали замедленными и неуверенными, а речь — невнятной, но прежней тяги к общению он не утратил.