Александр Уваров - Казино для святых [СИ]

До замутнённого бессонницей сознания Ставицкого смысл этих торопливых, суетливыми стеклянными бусами рассыпавшихся слов доходил медленно, с запозданием.

Потому и дал он Гонееву произнести ещё пару общих, пустых, и, по сути, бестолковых фраз о долге подчинённого заботиться о счастье начальника, и только потом, до мела побелев лицом, крикнул яростно:

— Что!? Что ты несёшь?! О какой семье ты сейчас говоришь?! О моей!

«Господи, какие же все нервные стали! — подумал Гонеев, спокойно передвигая бумаги ближе к Ставицкому. — Но теперь-то меня не напугаешь. Теперь вы не мне, а друг другу горло грызть будете. По моему плану!»

— К сожалению, о вашей, — с горестным вздохом подтвердил Гонеев. — Ситуация, значит, такая…

Ставицкий неожиданно быстро успокоился. Словно криком выбросил подступившую было боль.

И слушал доклад Гонеева.

— Всё? — спросил Николай.

Гонеев смущённо кивнул.

— Детали, как говорится, мне неизвестны. Но вот в квартире они были, это точно…

— Как установил? — спросил Ставицкий.

«Надо же, как спокойно он теперь разговаривает! — удивился Илья Петрович. — Я ведь поначалу кричал, желваками играл, чуть ли не с кулаками кидался… А теперь… Успокоился, стало быть?»

Гонеев понимал, что спокойствие Ставицкого подобно спокойствию «глаза урагана», эпицентра бури, где в облачном окне светит тихое солнце посреди закрученных могучими воздушными потоками грозовых туч.

И это недолгое спокойствие обязательно будет взорвано вспышкой небывалого, разрушительного гнева.

«А здорово я тебя накачал!» — радостно подумал Гонеев.

И ответил директору:

— Не сложно было это сделать. Я ведь периодически обхожу гостевые квартиры. Особенно те, в которых мы долгое время не размещали гостей. Ну, сами понимаете, там же мебель, сервизы, посудомоечные машины, телевизоры, в общем — материальные ценности. Менеджеры, конечно, присматривают, но… Вопросы безопасности они не решают, у них свои проблемы. А я и замки проверяю, и консьержек опрашиваю: не пытался ли кто вселиться, не выносил ли кто коробки какие-нибудь из квартиры, не задавал ли кто лишних вопросов… Так, ненавязчиво, без нажима. Вот…

Гонеев достал из папки распечатанные на цветном принтере фотографии и передал Ставицкому.

Ставицкий глянул на них мелком — и инстинктивно сжал, смял края бумаги пальцами.

Это были фотографии его жены… и Ивана!

— Вот их, голубчиков, и опознали, — с нескрываемым уже злорадством продолжал Гонеев. — Мало того, что их в одной машине видели! Мало того, что по улице они в обнимку шли… Да, у тут у меня надёжный свидетель имеется. Так ведь они ещё и в служебном, можно сказать, помещении…

— Заткнись, — тихо и внушительно произнёс Николай.

Гонеев, не выказав обиды, послушно замолчал.

Но, в глубине души, обиду затаил.

«Что ты меня обрываешь, как сопляка несмышлёного? Я тебе если не в отцы, так уж в дяди гожусь! Совсем уже обнаглел!»

Так обиделся, что заботливую и простодушную улыбку с лица убрал. И опустил голову, скрывая взгляд.

— Не просто так, Илья Петрович, ты по квартирам ходил, — со странным, болезненным, астматическим придыханием в голосе произнёс Ставицкий. — Лапшу мне не вешай… на органы слуха. Мне эти твои приёмчики оперативные… давно известны! Я ведь догадываюсь, где ты фотографии эти…

Он потряс листком.

— …Раздобыл! Фотографии для пропусков делались. И хранятся они на сервере, в базе данных твоей службы. В архивированном виде, между прочим! Стало быть, архив ты распаковал, фотографии извлёк, растянул каждую почти на пол-листа, чтобы лица получше было видно. Так? И с этой вот бумагой ходил по тем местам, где голубки следы могли оставить. Не случайно всё это делал! Не просто так, не по наитию какому-то! Компромат собирал?

Гонеев вздохнул и пожал плечами.

— Может, и так… Это ведь, если хорошенько подумать, тоже вопрос безопасности. Главное ведь, не как искал и не какие приёмы использовал, главное — результат. А он, как видите, налицо.

Откашлялся.

— Даже на два лица…

— Дошутишься, — и Николай погрозил ему пальцем.

Потом, присмотревшись, спросил:

— А это… Что у тебя за ссадина на подбородке?

Гонеев промолчал. Только засопел сердито, поджав губы.

— Я ведь догадливый, Илья Петрович. Ты почему Ивана топишь? Только честно отвечай, без этих твоих разглагольствований… А то иногда ты как поп начинаешь рассуждать. Или замполит советских времён. Обманывать не смей! И лицемерить! Почему?!

О ссоре с Иваном Гонеев решил не рассказывать. Придётся ведь объяснять: почему поссорились, как могли стать конфликтными отношения людей, которые до недавнего времени и по работе-то практически не пересекались, а тут вдруг…

Да и некрасивая история с мордобоем всплывёт. Тут Ставицкий, пожалуй, крепко призадумается. И при всей ревности обманутого мужа и ненависти к Ивану… решит ведь и поговорить откровенно с соперником. И не только о Ларисе…

«Опасный момент! — отметил Гонеев. — Хитрый, чёрт… Ниточку пытается нащупать».

Впрочем, подходящий ответ был у него заготовлен заранее.

— Мы ведь проверку ведём, Николай Романович, — мягким и заботливым тоном напомнил Гонеев. — По поводу возможной утечки информации… По вашему, напомню, распоряжению. А у нас ведь с начала июля обыски идут. Целенаправленные, хорошо подготовленные. И груз задерживали… Прямо рентгеном нас просвечивают органы. Вот как только дошли до меня слухи… об Иване… Я ведь как подумал: если слухи верны, если у него с Ларисой… Дмитриевной всё серьёзно, то ведь… ему имеет смысл вас убрать. Есть стимул, есть причина. Не мог он на этой почве с убэповцами скооперироваться? В принципе, мог. Вот я и решил проверить.

— Что теперь думаешь? — спросил Ставицкий. — На Ивана стрелка показывает? А ведь мы с тобой бухгалтерию проверяли. И финансовый отдел. И последняя машина прошла чисто… Не потому ли, что информацию об отгрузке пустили в обход финансистов? А Иван…

— Он был в курсе всех последних отгрузок, — напомнил Гонеев. — А о последней машине и он, скорее всего, не знал. Вы же Савченко лично звонили. Так что… Я, конечно, ничего не утверждаю, но можно предположить… Очень даже можно предположить! К тому же, кто мешает органам иметь двух информаторов? Один в бухгалтерии сидит, другой — этажом повыше. Или трёх?

— Может, у меня пол-офиса стучит?! — взорвался Ставицкий. — Кому верить?! Одному тебе?!

— У меня факты, — ответил Гонеев. — Мне можно не верить. Верьте им.

Ставицкий закрыл глаза. В голове зашумело, тело охватил озном, будто попал он под ливень.

— Ладно… Ты…

Приоткрытые глаза слепли, будто в тумане.

— Плохо вам? — заботливо спросил Гонеев.

Ставицкий слабо взмахнул рукой.