Александр Уваров - Казино для святых [СИ]

— Было дело! — с готовностью подтвердил Геннадий. — Сегодня, в два часа. Как договаривались.

— О внучке рассказывала? — спросила Боровикова.

«Одна радость осталась!»

— Да, и о внучке… В страшей группе уже. Скоро это… Выпускница детского сада! Ох, время идёт. Да, чуть не забыл! Они это, на дачу хотят. Отвезти их?

Боровикова пожала плечами с полным безразличием.

«Чего это с ней? — удивлённо подумал Геннадий. — Вроде, обрадовалась поначалу, как о внучке разговор зашёл. А тут вот… Лицо каменное стало, замкнулась. Чего это у неё перепады такие?»

— Сам решай, — ответила после некоторого раздумья Екатерина Даниловна. — У меня теперь времени на отдых не будет. Вся неделя сумасшедшая, работы полно… Так что сами всё решайте, собирайтесь, поезжайте на дачу эту. Цветник заодно проверишь.

Геннадий вздохнул тяжело.

— Закрутилась ты с этой работой, замучилась, Катерина. Всё дела эти офисные… А я вот, получается, на хозяйстве. И с цветником, и забор красить, и ворота поправить — всё я. Поехала бы…

Екатерина Даниловна вспыхнула и с силой бросила ложку в тарелку, обрызгав новую скатерть супом.

— Вот довёл-таки, довёл! — крикнула она на мужа. — Я вас всех тащу, между прочим! На мою зарплату все живём. На мои деньги дачу построили! Дочери квартиру купили, машину тебе…

— Нам, — попытался встатвить слово Геннадий, но услышан женой не был.

— …И ты ещё попрекаешь меня! Совести у тебя нет! На твою пенсию нам жить? Так, что ли?

Накричавшись, Екатерина Петровна немного успокоилась. И ужин продолжился, пошёл обычным своим чередом.

Пока не спросил Геннадий:

— На работе нелады?

— Не отвлекай меня, дай поесть, — ответила супруга.

Но, против обыкновения, тихо. Еле слышно. Будто смущаясь чего-то.

«Не поймёшь тебя, — подумал Геннадий. — И не подстроишься…»

А Екатерина Даниловна подумала о том, что до следующей зарплаты ей, пожалуй, на фирме не дотянуть.

«Не простит Ставицкий. Этого он мне точно не простит…»

Об «этом» она даже мысленно рассуждала туманно и до крайности неопределённо, словно старалась обмануть и запутать саму себя.

Потому что знала, насколько «это» опасно. И чем «это» может для неё закончится.

В лучшем случае — увольнением.

Тогда вся надежда на генерала…

А если и увольнением дело не закончится, то ведь и генерал не станет её спасать…

Потому что не захочет!

…и, уж тем более, не станет никто другой. Даже тот, из московского управления… Помощник главного. Тот, кто предложил ей подработать, а заодно и обезопасить себя от возможных проверок.

«Тот, этот, это…»

Даже мысленно она старалась не называть их имён.

Заснуть он не смог. И дневной сон не сморил его.

Он лежал на диване, беспокойно ворочаясь. Вскакивал и ходил по комнатам, беспокойно озираясь по сторонам, будто выискивая кого-то в огромной пустой квартире. Пытался читать собранные в домашней библиотеке глянцевые журналы, просматривать автомобильные каталоги… Не получалось, нет.

Фотографии и рекламные картинки расплывались цветными пятнами, обрубленные границами абзацев строки коротких текстов проступали сквозь больной туман неровными линиями, и не различить было в черноте этих линий ни единой буквы. Не прочитать…

Он снова ложился на диван и пытался заснуть. Закрывал глаза. Считал — секунды, удары сердца. Но и счёт не успокаивал его.

«Где у нас лекарства?»

Николай с трудом нашёл домашнюю аптечку. Обычно таблетки там держала жена…

«Бывшая! Бывшая жена!»

…но с недавних пор (если точнее сказать, то после недавнего визита к кардиологу) прибавилась там и упаковка его лекарств. В аптеку ездил водитель, он же привёз из поликлинику инструкцию по приёму всей этой лечебной химии, но прочитать её Николай так и не успел. И вообще… Забыл он, куда положил эти листки с врачебными предписаниями.

«Дожил до сорока с лишним лет, а всё — как мальчишка. На здоровье наплевать было, заботиться о себе так и не научился. Плохо, очень плохо…»

Николай покрутил в руках коробку с лекарствами. Прочитал на упаковке инструкцию по дозировке.

«По предписанию врача… Понятно».

Надо было, кажется, одну таблетку принять.

Положил под язык.

«Горькая, дрянь!»

Зашёл на кухню и запил апельсиновым соком. Подумал, и добавил второй стакан — сока, смешанного с «Мартини».

Минут через десять стало легче. Можно было дышать полной грудью.

Николай решил, что, пожалуй, самое время позвонить Елене…

«Лучше сейчас всё решить. Вернее, я решил… Решил! Пока есть силы — надо всё сделать. Может…»

Он усмехнулся. Как странно всё складывается! Может быть, даже удачно для него.

«…это к лучшему, что всё так получилось. Я же всё равно хотел расстаться с Ларисой. Конечно, не так… Не таким вот… Она унизила меня, обманула. Она изменяла мне, но я-то… Хорошо, и сам таков. Да, не святой я! Сволочь та ещё… Но я готов был честно поговорить с ней. Признаться, рассказать обо всём. А она? Она тянула время, молчала, скрывала всё, так натурально и убедительно играя роль верной жены… Лгала! И собиралась лгать! И изменяла бы мне, изменяла! Они бы играли свои роли.»

Сердце вновь закололо.

«…Играли! И смеялись бы надо мной, хихикали у меня за спиной. Дурачок Коля, наивный дурачок!»

Он подошёл к зеркалу. Посмотрел с презрением на жалкого, ослабевшего, бледного человека со всклокоченными волосами, с обескровленной кожей в пепельно-серых пятнах и со слезящимися глазами загнанной в угол дворняги.

Ему противен был это слабак!

«Нет!»

Он не позвонил Лене, хотя собирался это сделать ещё две минуты назад. Он не мог в таком состоянии звонить ей.

Лена не узнает о его слабости. Для неё он останется сильным, решительным. Неуязвимым! Никакие удары его не сломят! Никакие измены!

Он всё держит под контролем, он — прежний. Прежний Николай Ставицкий, а вот этот… в зеркале… Нет, это кто-то другой.

Должно быть, это тот человечек, в которого хотела превратить его Лариса.

Но он не позволит ей!..

«Вот с тобой, Лара, я поговорю! Хорошо поговорю! Ты у меня это разговор навек запомнишь!»

До прихода жены он так и не заснул.

Лариса вернулась с работы раньше обычного. В половине восьмого.

Николай встретил её в коридоре.

Он стоял посреди коридора, расправив плечи, широко расставив ноги, словно подчёркивая хозяйское своё положение в этом доме.

Стоял так, будто не хотел впустить её в дом.

Впрочем, он ведь действительно — не хотел.

— Вот!

Он не поздоровался с ней (хотя за весь день они не сказали друг другу ни слова), ни о чём не спросил. Не стал обвинять.

Не потому, что хотел продемонстрировать благородство или мужественную сдержанность в отношениях с обманувшим его человеком.