Александр Уваров - Казино для святых [СИ]

— Хватит! — не выдержав, воскликнул Иван. — Лариса, хватит о нём! Мне слышать о нём противно. Не может вести себя достойно, хамство своё сдерживать не в состоянии… Не будем о нём! С ним у меня отдельный разговор будет…

Лариса печально улыбнулась.

— Только ты… Не бей его, Ваня. Кулаки у тебя вон какие, прямо железные. А Николай болеет… Угробишь его, а мне какого будет? Совсем совесть замучает…

— Его зато совесть не мучает! — сердито ответил Николай.

Он отвернулся, тяжело и возбуждённо, как боксёр перед боем, вдыхая воздух.

— Успокойся, — сказала Лариса.

И погладила воздух.

— Не надо накручивать себя… Домой иди, жена волнуется.

«Домой… Нельзя домой. Детям ни к чему… скандалы выслушивать. А Лариса… пусть думает, что домой».

— Мне отдохнуть надо. Одной побыть…

— Пойду, — согласился Иван и подошёл к двери. — Ты спи. Отсыпайся. Я тебе завтра позвоню. Часов в одиннадцать. Решим, что дальше делать.

Он взялся за дверную ручку.

— Вань! — позвала Лариса.

Иван повернулся к ней.

— Квартира-то дорого обошлась?

— Да нет, копейки, — соврал Иван. — Он же… ну, почти по-приятельски. Помог, в общем…

— А долго я здесь жить смогу?

— Три месяца, — успокоил её Иван. — Хочешь — больше. Так что… В общем, отдыхай.

Спохватившись, он положил ключ от квартиры на чемодан.

«Вот ведь болван… Чуть не ушёл с ним!»

Свет на лестнице показался ему тусклым и пыльно-серым.

Сорок километров от Москвы…

— Ой, Ваня приехал!

Запах влажной листвы, запах дерева, разбухшего от дождя, глоток настоянного на траве воздуха.

На этой даче, в сорока километрах от Москвы, жили его родители.

Сергей Павлолович и Дарья Семёновна.

Пятый год…

Проводили лето, провожали лето, ждали на выходные детей и внуков (хоть приезжали родные нечасто), ждали последних гроз и первых затяжных, холодных сентбрьских дождей, инея на узловатых грушевых ветках, сладкого льда на крепких, желтобоких яблоках-антоновках, ждали седой травы.

В начале октября — собирались в Москву.

Не то, чтобы на даче и зиму нельзя было провести с комфортом… Иван в своё время постарался — выписал им чудесную печку, согревавшую дом янтарно-смоляным теплом медленно догоравших (так, чтобы и на ночь хватило) душистых еловых дров. И провёл водопровод, и водонагреватель поставил, и устроил им душ, и даже привёз как-то роскошный водяной матрас (впрочем, матрас Сергей Павлович невзлюбил, говорил, будто для спины очень вредно на мягком таком спать, и вообще — роскошь это ненужная и очередная глупость, придуманная для выкачивания денег из пустоголовых снобов, которые так зазнались от сытой и беспечальной жизни, что на обычной кровати и ночи поспать не могут… вечно им что-то с вывертом подавай… «вот и ты, Ваня, общей моде поддался!»).

Хорошо можно было и зиму провести. С комфортом.

Но скучно становилось зимой в дачном посёлке. Сонно и темно.

И дороги заметало снегом.

Да и внуков зимой на побывку к дедушке с бабушкой — не привезли бы. Некогда молодым. И летом-то, в отпуск, хорошо, если на два-три дня приезжали. А уж зимой-то…

В начале октября собирались старики в город.

Нагружали на подаренную Иваном «Нексию» домашний скарб (телевизор, посуду, соковыжималку, кофеварку и прочее, что сердцу дорого), в кабину — толстого кота Франца, любимца Дарьи Семёновны, садились сами и неспешным стариковским ходом ехали в город.

Но до октября две тысячи седьмого оставалось ещё почти два месяца.

Был конец июля. Дачная, тихая ночь.

Иван приехал к родителям.

У него был дом, где его всегда ждали.

— Ничего, что вас разбудил? Хотел пораньше приехать. Думал, хотя бы к часу успею. Тоже, конечно, не здорово…

Отец подвинул ему чашку с чаем.

— Ладно тебе… Брось ты извиняться, как будто к чужим приехал. Нам тоже радость, не видим тебя месяцами. Самый запропащий сын. Не показывается, и всё тут! Да нет, Вань… Ничего! Нам, пенсионерам, спешить некуда. Завтра выспимся… И мёду ещё возьми! На пасеке купил, не магазинный…

Мама смотрела на Ивана подслеповатыми, слезящимися глазами, улыбалась и молчала.

«Еле ходит, — шепнул отец, поглядывая на неё искоса. — Вчера вот ноги разболелись. Ревматизм…»

— Может, в город отвезти? — предложил Иван.

Отец замахал руками.

— Да что ты! Тут же воздух, витамины. Огурцы вон… мы сами не сажаем.

— Слава богу! — радостно воскликнул Иван. — Наконец-то отучил вас в земле копаться. Давно говорил, что продукты покупать надо, а не выращивать. И спина болеть не будет, и отдыхать, наконец, начнёте.

— Ничего ты не понимаешь, — ответил отец. — Здесь безделье хуже переносится… Да вот, не поедет мать в город.

— И не уговаривай! — включилась в разговор Дарья Семёновна. — Вечно в Москву эту пыльную, загазованную заманить норовят. А я задыхаюсь там… Ой, чуть не забыла!

Она попыталась встать, но Сергей Павлович придержал её за локоть.

— Куда, мать, собралась?

— Смородину собирали, там у калитки куст — обсыпной прямо. В ягодах весь… Не вся созрела, конечно, местами пошла только. Ранний сорт, для сына ведь собирала… Корзинка в коридоре…

— Сиди уж, — попытался остановить её Сергей Павлович.

Но Дарья Семёновна засуетилась, встала из-за стола и вышла в коридор, и перебирала там многочисленные корзинки с припасами и хозяйственной мелочью, и нашёптывала что-то сама себе, и, повышая голос, восклицала удивлённо время от времени: «да тут же стояла!», и не возвращалась минут пять.

— Не нашла, — сказала она виновато, войдя в комнату.

— Вот упрямая, — и Сергей Павлович неодобрительно покачал головой. — Говорил же — не ходи. Так всё равно пошла…

Мама присела к столу и замолчала смущённо.

— Не ссорьтесь вы, — добродушно сказал Иван, допивая чай. — Дождёмся ещё ягод. И варенья… Как сами-то? Здоровье как? Я же тебе от ревматизма мазь хотел купить…

Жалко, так жалко ему было этих доживающих лето стариков, что горький ком подступал к горлу.

И хотелось остаться с ними. И пожить с ними хотя бы неделю. Чтобы ещё хотя бы шесть или семь вечеров просидеть вот так, за столом (не ночью, конечно… прекрасны же вечерние чаепития на даче!), говорить с ними о семье, о внуках, о яблоневом саде, о созревающей смородине, о покраске забора и покупке мёда на пасеке; разговаривать с ними и думать, что и вечер этот бесконечен, и бесконечна тихая дачная жизнь.

И чувствовать в себе душу спокойную и простую радость.

Но…

— Носом клюешь? — спросил отец.

— Нет, что ты, — ответил Иван. — Я ещё… в общем…

Он посмотрел на часы.

— Посижу с полчаса. Успею выспаться…

Разговор потёк неспешный и обстоятельный.

Отцу будто выговориться хотелось. Дождался от времени, когда можно поговорить с сыном по душам. Так, чтобы не отвлекал никто и посидеть можно было бы за столом, не жалея времени на беседу. И души — на откровенность.