Геннадий Карпов - Шёл я как-то раз… [Повести и рассказы]

Паша с родным братом Витей месяц назад добыли медведя. Витя тоже работал в нашей партии, но в другом отряде. Месяц назад наши два отряда сошлись в истоках Бий-Хема, чтобы отработать большую площадь. Силами одного отряда сделать такой объём оказалось сложно. Я ходил в маршруты то с Толей, то с Лёшей. Беготни было много. Брали донные пробы по руслам ручьёв, металлогенические – по склонам гор. Возвращались под вечер с неподъёмными рюкзаками и развешивали мешочки на просушку под пологом. В дождливые дни сидели под этим пологом, просеивали пробы сквозь сито чтобы осталась примерно столовая ложка песка, делали пакетики из крафт-бумаги, каждый подписывали, всё это упаковывали в ящики и готовили к эвакуации на вертолёте. Потом, после сезона, зимой, всё это добро – многие тысячи проб – будет сожжено в лаборатории, а по спектру пламени специально обученные тётки, как правило – жёны тех, кто эти пробы с трудом добыл в Саянских горах, – скажут, какого состава были отложения, и есть ли в них что-нибудь полезное для страны из таблицы Менделеева. Лично я слышал только про два случая, когда с пробами мухлевали. Один – когда в пробы напильником сточили чуть ли ни целое обручальное кольцо. Участок уж был больно рыбный! Хариус прыгал на голый крючок, пескарей для прикола ловили голыми руками! Конечно, хотелось людям порыбачить там и в следующем году. Вот и согрешили. В лаборатории сразу увидели большое содержание золота в донке, обрадовались и стали планировать на тот участок работы на следующий сезон. Жулики уже руки потирали и покупали новые спиннинги и блёсны, когда кто-то из руководства посмотрел геологическую карту того района, сопоставил факты, очень удивился наличию золота в базальтах и решил проверить пробу. И она оказалась 585, как в соседнем магазине «Кристалл»! Получился скандал и подмоченная репутация, а это для геолога – что тавро на плече: носить будешь до смерти. Второй случай – когда геолог со студенткой выехали на участок вдвоём и внезапно так друг другу понравились, что забыли про работу. А через две недели прилетел вертолёт. Чтобы не упасть в грязь лицом, парочка, вместо того, чтобы бегать по профилям, набрала из одной ямы две тысячи проб и сдала в лабораторию. И тут оказалось золота – хоть лопатой греби! Но уже настоящего! Геолога тут же взяли за влажное вымя: колись, мол, где эти пробы брал! Не бывает в двух тысячах проб, взятых в разных местах, столько одинакового содержания золота! Делать нечего: сели в вертолёт, прилетели на точку. Оказалось, что они любовь крутили, чай кипятили и даже в туалет ходили прям на золотой жиле! Ну, этому мужику хоть выговор и влепили, но простили, поняли и даже где-то позавидовали. Ну, мол, было не до золота, мужик холостой, а спальник оказался один. Студентка – хоть и не красавица, но представления о женской красоте там, где с тоски хоть пень трахай, не такие строгие. Старики из геолотдела почесали бороды, вспомнили молодость, и партия в конце года даже получила премию за открытие месторождения. Уж какое ему придумали название местные юмористы – не знаю. Так что единственное, чего первооткрыватель действительно стыдился – это того, что какал две недели в ямку, из которой только табличка не торчала с надписью «Золото», и ничего не увидел.

Так вот про медведя: в лагерь его привезли частями. Везти его согласилась только Дырка, остальные кони отказались наотрез. Каюр второго отряда по кличке Мондя (имени его я не помню) еле увернулся от задних копыт, когда подвёл своего коня к медвежьей туше. Так что с медведя сняли шкуру, распилили на две части и в два этапа перевезли на Дырке в лагерь. Там части сложили, и я впервые увидел медведя без одежды. Это было полное подобие культуриста из анатомички, без кожи. Сходство с человеком и рельеф мускулатуры просто вбивали в землю. Арнольд Шварценеггер в лучшие свои годы смотрелся бы рядом с таким парнем бледной тенью. Я читал, что индейцы считают медведя человеком, но только теперь окончательно понял – почему. Особенно мне запомнилась кисть руки: совершенно человеческая, только большой палец чуть длиннее. Почему-то я сразу подумал, что есть это не надо. И не ошибся.

Паша рассказал, как медведь, получив две пули из карабина в позвоночник, полз к ним на передних лапах, пытаясь напоследок достать обидчика. Витя выпустил ему в голову всю обойму из «тозовки», но тот, плюясь кровью, продолжал ползти. Успокоил его только выстрел в лоб из карабина с расстояния в один метр.

Вонючую медвежью шкуру повесили в теньке и что-то там с ней делали несколько дней, я не присматривался. Помню только, что радист и лентяй Дашкевич сказал, что шкура по-еврейски – пельцер. Тушу долго разделывали. Зрелище было не самое приятное. Не покидало ощущение не охотничьего трофея, а убийства и людоедства. На другой день Емельяныч, повар-таёжник с многолетним стажем, сделал из медвежатины фрикадельки и сварил с ними суп. Я его поел на завтрак и вскоре понял, что медвежатина – не мой продукт. Мясо сильно пахло зверем, было жёстким и каким-то чужим для организма. Через час меня вывернуло наизнанку. Такого отравления у меня, пожалуй, не было никогда прежде. Сутки, а то и больше, прошли в полном кошмаре, пока Витя мне не дал какой-то «каменной смолы», от которой я постепенно ожил. С тех пор я никогда не ел медвежатину, и вообще всем рекомендую: не трогайте медведей! Они очень похожи на нас, опасны при плохом с ними обращении, и при том совершенно невкусные. Люди, не трогайте медведей!

А вот косуля пошла на «ура». Мы бы ещё поели, но пора было форсировать реку. А это оказалось не просто. Азас – полная противоположность Бий-Хему. Он течёт не так быстро, вокруг низина, берега обрывистые, вода тихая, спокойная и очень глубокая. Мы ткнули шестом рядом с берегом, и дно нащупали гораздо ниже двух метров. О переходе вброд речи быть не могло. Неспешную гладь реки то тут, то там разрывали странные бульки. Нам стало интересно.

– Я знаю кто там! – пошутил Лёша, сидя на берегу и опустив голые ноги в тёплую воду. – Подводные рыбы!

Когда он был сыт, то иногда шутил с непроницаемым лицом профессионального актёра. Мы размотали леску, прицепили её к наспех вырезанному кораблику, на крючок надели паута, и стали аккуратно спускать снасть вниз по течению. Метров через десять кто-то булькнул около кораблика, сожрал паута, оторвал крючок, хлестнул хвостом из воды и был таков. По хвосту стало понятно, что это чёрный хариус, очень большой и очень вкусный. И было этого хариуса в реке, видимо, дофига. Стоило какому-то насекомому коснуться воды – в ту же секунду следовал бульк – и бабочка или комар исчезали без следа. Жаль, но на рыбалку времени совершенно не было. И мы, обругав рыбу, потеряв крючок, но удовлетворив любопытство, начали готовиться к переправе.