Геннадий Карпов - Б-1, Б-2, Б-3 [неженский нероман]

– Ни хера себе мне вставило!

А поскольку под конец сезона в нашем отряде остались только мы с Иванычем и повар, то выбор помощников у меня был не богатый. Поэтому радиометр я решил не брать: барахла за спиной и без того хватало. Взял упаковку мешочков для донки, этикетки, карабин, рюкзак с обедом, полевую сумку, и отправился в глухомань.

Когда по тайге идёшь не просто так, а с работой, то и усталость почти не замечаешь, и время летит быстро. К обеду я добрался до нужного ручья и свернул с большого русла в маленькое. Вокруг громоздились Саянские горы, и русло, по которому я шёл, вскоре стало напоминать миниканьон шириной метров пятьдесят с почти отвесными стенами. Километра через полтора правый борт ручейка резко перестал быть отвесным, и я вышел на огромную поляну, со всех сторон окружённую горами. В принципе, я давеча разглядывал карту-двухсотку и знал, что за маршрут мне сегодня предстоит, но такие контрасты надо видеть вживую: глядя на бумажку, представить реальные Саянские горы сложно.

Место мне показалось – самое пообедать. Прямо какой-то оазис среди скал. Или, по-сибирски – урочище. Но только я шагнул на райскую землю и скинул рюкзак, как на меня с опушки кинулось нечто такое, что вначале показалось мне медведем. Со злобным рычанием на меня через поляну неслось что-то огромное, чёрное и очень быстрое. Я стоял лицом на юг, и низкое октябрьское солнце светило мне прямо в глаза, мешая навести фокус. Я сдёрнул с плеча карабин, передёрнул затвор, загоняя патрон в патронник, и поднял ствол. Зубастая пасть в этот момент хрипела уже метрах в двадцати. С такого расстояния промазать было невозможно. Ведь две последние зимы мы с мужиками пару раз в неделю ходили в наш геологический тир, где отстреливали по полсотни тозовочных патронов за вечер из положений стоя – с колена – лёжа под руководством посечённого шрамами пенсионера с кучей орденских планок на стареньком пиджаке (После его ласкового: «РебятУшки, тренировочка окончена, все молодцы, стволики ставим в сейфик, гильзочки за собой прибираем!» – хотелось встать во фрунт, крикнуть «Ур-ра!» и прослезиться.), поэтому рябчиков и кедровок себе на обед в маршрутах я бил метров с восьмидесяти без проблем.

Зверь не просто бежал – он летел на меня во все четыре лопатки. «Хорошо что носик у пули спилил!» – мелькнуло в мозгу. Я прижал приклад к плечу поплотнее, совместил мушку с прорезью на планке, навёл на пасть, взял чуток ниже и выстрелил. На всю долину раскатились хлёсткий, словно щёлк кнута, винтовочный выстрел и предсмертный собачий визг. Огромный лохматый пёс пролетел по инерции ещё метров пять, пока не упал и не забился в конвульсиях, дико хрипя и визжа. Я не успел ни испугаться, ни что-то обдумать, а просто передёрнул затвор и замер, ожидая продолжения. Как говорится, я сначала выстрелил, а уже потом вздрогнул. «Вторая пуля острая. Будет шить, а не ломать» – констатировало подсознание. Продолжение последовало незамедлительно: с опушки на меня бежал высоченный мужик с косой в руках. Первой моей мыслью было: что он делает в тайге с косой осенью? Под ногами в тени и днём-то похрустывал лёд. Вся трава давно легла. Что тут можно косить? Людей?

Добежав до собаки, мужик остановился. Друг человека к тому моменту уже никаких звуков не издавал, но глаза его оставались открыты и направлены на меня, кончики лап ещё подёргивались, а огромные зубы торчали в мою сторону в последнем оскале. Пёс словно ещё видел меня в перекрестие своего прицела. Словно ещё бежал на своего непрошенного гостя, желая вцепиться ему в горло. Он не сдался даже после смерти! Я продолжал стоять с карабином наизготовку, хотя стрелять, естественно, не собирался. Мужик оказался не мужиком, а дедом в кепке, заросшим бородой по самые глаза, в драном ватном костюме и коротких резиновых сапогах. Лет ему на вид было под сто. Он был худ до последней степени. Но, судя по тому, с какой прытью он перебежал поляну, – здоровья в нём было ещё на троих. Он стоял, словно смерть от Ингмара Бергмана, подняв косу и переводя взгляд с собаки на меня и обратно. И тут мне стало абсолютно ясно, что он сейчас кинется, и второго выстрела не избежать. В его взгляде было столько злобы к людям в целом и ко мне конкретно, что просто так повернуться и уйти он не мог.

– Дед! – заорал я, сбиваясь от волнения на фальцет. – Не дури! Я куплю тебе другую собаку! Я сейчас развернусь и уйду!

Дед глянул мне прямо в глаза, и я понял, что это – взгляд палача. Взгляд человека, которому убивать не впервой.

– Брось! – беззубо, но довольно громко прошамкал он, опустил лезвие косы на уровень колен и пошёл на меня.

Я опустил карабин и выстрелил ему под ноги. Грохнуло веско. Видимо, пуля ударила в какой-то камень, и деду в колени и живот полетел щебень и ледяное крошево. Он на секунду остановился, а я в этот момент передёрнул затвор и поднял ствол, целясь в грудь.

– Назад или стреляю! – заорал я.

Между нами оставалось такое расстояние, что – сделай он ещё один широкий шаг – и я окажусь в поле досягаемости его косы. Возможно, мне стоило отойти назад. Просто схватить рюкзак и дать дёру. Вряд ли он бы меня догнал. Или использовать карабин как дубину и попробовать контузить незнакомца. Но такое мне почему-то даже в голову не пришло. Потому что я пришёл не с войной. Я работал. На меня неожиданно напали. Кто с косой к нам придёт… Дед сделал шаг вперёд, и я выстрелил ему в грудь. Необыкновенный оказался дед!

Я ещё минут десять постоял в безупречной после трёх выстрелов тишине. Журчал ручей. Свистела в кустах какая-то мелкая птаха. Я смотрел на мёртвого старика, на собаку, по сторонам, и ещё чего-то ждал. Потом закинул карабин за спину, обошёл тела и зачем-то двинулся вверх по поляне. У опушки стоял небольшой стог сена. К нему вела чуть заметная тропа, уходящая куда-то в глубину леса вверх по ручью. Я прошёл по ней метров сто, но дальше тропа исчезла. Видимо, ходили по ней редко. Я вернулся, сел у ручья и стал думать – что же делать дальше? В мозгу проносились сцены моего ареста, дознания, тюрьмы. Лампа в лицо, курящий «Беломор» опер, братва в наколках на нарах. Жизнь кончилась, едва начавшись. Внезапно захотелось есть. Меня это так удивило, что я даже хлопнул себя по коленям, умылся ледяной водой и выпил три пригоршни. Тут такие дела, а желудку жрать подавай! Решил вскипятить котелок чаю, открыть банку с кашей и подождать милицию. Но сквозь асфальт шока проклюнулся росток мысли: я же оставляю следы на месте преступления! Раз меня тут никто не видел, следовательно – можно сделать так, чтобы о том, что случилось, никто никогда не узнал! Что это за дед – неизвестно. Места тут совершенно безлюдные. Да и какая к чёрту милиция! До рудника под сотню километров непролазной тайги! Никаких следов пребывания человека мы, готовясь к полевому сезону, нигде не встречали. Никаких упоминаний в старых отчётах, никаких населённых пунктов на картах. Звериные тропы – и те редкость! Может, это какой-то беглый каторжник, о котором все давно забыли? Тогда и искать его никто не станет. Я встал, сел, снова встал и снова сел. Зачем-то посмотрел на трупы, потом – в небо. Подумалось: интересно, а если меня сейчас видели со спутника? Нет, не может быть! Кому вздумается вешать спутник над такой глухоманью! Значит, надо действовать! И я начал действовать.