Роберт Глэнси - Мелким шрифтом

— Да ладно, — отмахнулся я. — Просто все пошло както не так, и…Я намеревался сказать: «Элис, дальше так жить невозможно, я хочу развестись».

Но тут завибрировал ее телефон, и на дисплее появилось имя: Валенсия. Я протянул трубку жене, и она, как всегда, устремилась в другую комнату. Но на пороге обернулась и холодно сказала: — Мы это позже обсудим, Фрэнк [142].

Оскар поручил мне еще один контракт с компанией ####. Стало быть, он уже и думать забыл о своем обещании — что я с ними работать не буду; просто, говорит, хочу, чтобы ты «проглядел договор». А ведь это был уже десятый по счету договор, который мне дали «проглядеть». Вникая в контракт, я размышлял о том, как его будут использовать.

Представьте себе такую сцену.

Пустыня. Мужчина — голова у него закутана — замотана, только черные глаза глядят из щелки, — подходит к другому мужчине, одетому в обычный костюм. Костюм, точно молотой корицей, осыпан мелким песком. Господин в костюме продает ракеты господину с замотанной головой. Деньги переходят из рук в руки. Наличные, разумеется. Потом, как бы спохватившись, господин в костюме просит господина в тюрбане подписать контракт — в нем кое — что говорится об использовании оружия, возможно, упоминается Женевская конвенция. Господин в тюрбане лишь презрительно усмехается, Очевидно, этот документ большего не заслуживает. Потом тюрбан зверским росчерком подписывает контракт, получает оружие и исчезает в песчаном вихре… [144]

А вот правда.

Никакой пустыни. Никакого террориста. В действительности темные дела творятся в ярко освещенном офисе. Возможно, в таком же, как ваша контора, только на стенах более дорогие произведения искусства — ими обыкновенно увешаны стены в крупных корпорациях, — да виды из окон получше. Двое мужчин — оба юристы и бухгалтеры — передают из рук в руки жуткое оружие так, будто это заурядный ксерокс. Все очень просто. И очень страшно. Я знаю это досконально, потому что совсем недавно присутствовал на одной из подобных встреч.

Тогда зачем вообще тратить время на составление договоров о покупке оружия? Необходимо, поверьте мне. Надо же защитить людей, которые его изготовляют, от тех, кто пустит его в дело, и от тех, кого это оружие разнесет в клочы. Вот этим я и занимаюсь.

Я оберегаю продавцов оружия, я им служу. Без преувеличения служу Сатане. И мне пока что не доводилось видеть текст, который читают еще реже, чем договор о купле — продаже оружия [145].

И это отнюдь не темный мир криминала, как думают многие. Хотите знать, кто у нас крупнейший продавец оружия, не упускающий ни единого потенциального покупателя? Наберите в Гугле фразу: лидеры свободного мира. И перед вами всплывут улыбающиеся лица Обамы, Кэмерона и Меркель на фоне чудовищного оружия массового уничтожения. Британская оборонная промышленность занимает второе место в мире, и всякий раз, отправляясь куда — либо с официальным визитом, Кэмерон по — тихому наносит не столь официальный визит: встречается с влиятельными людьми и продает им оружие. На самом деле сфера обороны не сильно таится, она тут, рядом, практически все происходит у нас на глазах. Целые города живут исключительно за счет производства оружия — к примеру, шотландский город Бэрроу держится на плаву лишь благодаря одному — единственному производству: строительству ядерных подводных лодок.

У нашего нового клиента была другая специализация — производство дронов, небольших, почти невидимых аппаратов, позволяющих мировым лидерам уничтожать противника, который находится от них на огромном расстоянии; в результате война превращается в этакую отвлеченную видеоигру. Законность использования дронов пока еще под вопросом, и, как всегда, моя задача — по мере сил гарантировать их изготовителям, что никогда, ни при каких обстоятельствах, им не придется отвечать за использование этих смертоносных аппаратов. И я делал свою работу, пусть против воли, но делал, и делал хорошо.

Не скажу, что я с этим занятием смирился и даже его одобрял, просто некоторое время добросовестно исполнял свои обязанности. Тщательно, пункт за пунктом выверял условия договора, — чтобы любые непознаваемые неизвестные факторы были оговорены. И однажды, включив поздно вечером телевизор — посмотреть новости, — я увидел результаты своего труда, писанные кровью и человеческими внутренностями.

Причем это была отнюдь не главная новость дня — так, очередное сообщение между мрачным прогнозом финансового краха и репортажем об ужасах педофилии. Но для меня тот минутный сюжет тянулся вечность: журналист вещал перед руинами афганской больницы — казалось, ее разворотил Годзилла.

В здании убогой лечебницы зияла огромная дыра. Эту больницу некоторое время назад открыл в зоне военных действий Красный Крест, чтобы оказывать помощь детям, попавшим под перекрестный огонь; под него они и попали, Наряду с детьми погибло немало британских солдат. Их убил дрон, произведенный в Британии и управляемый американцами. В репортаж вошел отрывок из беседы с представителем организации «Дроунвоч», и тот намекнул, что в конструкции данного аппарата кроется известный специалистам дефект, но производители и члены правительства о нем помалкивают, и, если никто не осмелится призвать производителей к ответу, трагедия будет повторяться снова и снова: ни в чем не повинные люди и солдаты союзных войск будут пополнять число «сопутствующих потерь». Посредством дрона, контракт на продажу которого составил я, высокопоставленные государственные чины вместе с производителями оружия били по солдатам и по гражданской цели — по больнице, превратившейся в сущий ад: во все стороны летели руки, ноги и внутренности детей: невинных малышей разрывало на части, а что хуже всего — никто за это не заплатит, никого не привлекут к ответу и не накажут. Скованный ужасом, я не сводил глаз с мерцающего экрана; мне было ясно, что я в этом тоже участвовал, я тоже несу свою долю ответственности — пусть не за все, ноя превратился в деталь смертоносной машины, в зловещий зубец гибельного механизма, который погубил этих детей. Все свое образование, умение и опыт я использовал для защиты тех, кто повинен в этой чудовищной ошибке; я в ответе за то, что никого никогда не привлекут к ответу, я — и священник, и жюри присяжных, и судья, и высшая власть, оправдывающая богатых и всевластных, когда они уничтожают слабых и невинных. Репортаж окончился, метеоролог с улыбкой сообщил, что завтра выглянет солнце; меня скрючило, и в один миг я залил рвотой весь ковер; меня выворачивало без передышки, пока с губ не закапала чистая желчь.