Коллектив авторов - Сказания Всадников

О себе: всю сознательную жизнь провела либо в Омске, либо в его пригороде (что не мешает мне заблуждаться на ровном месте). На вдохновение не надеюсь и, если и случаются застои, снимаю их длительными прогулками, леший пойми где. Ценю хорошее фентези, свой путь начинала именно с него. На звание прям известного писателя не претендую, но это один из моих приоритетов в жизни.

Сижу, откинувшись на спинку кресла. На столе лежит неровная стопка документов, разнообразных свидетельств, грамот и договоров. В очередной раз окидываю стопку взглядом, надеясь, что ничего не забыл.

Возле стопки стоят электронные часы. Из светящихся палочек сложено время.

Через три минуты я встану и выйду из бетонной коробки, что зовётся моим домом. А ещё через час, наверное, помолюсь. Если смогу. На столе стоит церковная свечка. Я не задуваю её. Худо-бедно, но греет.

Сквозь дыру в шторе просачивается солнечный луч. Вокруг полно мебели, но чувство пустоты никогда не покидает меня. Равно как и моих соседей. Равно как и тех, кто живет в домах рядом.

Еще минута осталась. Всего лишь минута. Целая минута. Не хочется её тратить на какие-то дела. Лучше просто посидеть, подумать.

Резко поднимаюсь со скрипящего кресла, сгребаю стопку бумаг. В дверь стучат, открываю.

«Ничего, на этот раз пронесёт», — пытаюсь утешить себя. Но с каждым разом всё больше сомнений.

Этот ад повторяется каждые пять лет, в день рождения. Вместо юбилея — вечное ожидание, сборы документов, надежда. И если повезет, то дальнейшая жизнь. Мне везёт. Пока что.

На стене, в моей спальне, висит семь сертификатов. Каждый взят в рамку. На каждый я смотрю с благодарностью и благоговением. Каждый дался мне с огромным трудом.

Сижу в кабинете начальника и смотрю как он перебирает мои документы. Над дверью, за моей спиной, висят часы. Их ход сводит с ума. Тик. Так. Тик. Так. Тик. Так. А начальник всё смотрит, читает, думает.

Он достает ещё одну бумагу и что-то там пишет. Ставит печать. Я ёрзаю на стуле, чуть не подпрыгиваю. Наконец, он возвращает мне документы и бумагу, которую только что подписал. Беру её дрожащими руками и читаю:

«Федеральная служба по надзору за естественным приростом и качеством населения

ЛИЦЕНЗИЯ

№992559 от «3» июля 2056 г. на дальнейшую жизнедеятельность и проживание в данном регионе юридическому лицу Горобчук С. Д…»

Пропускаю почти весь текст. Эту форму я уже выучил. Снизу стоит печать: «ПОДТВЕРЖДЕНО». От радости подпрыгиваю, рассыпаю бумаги. Начальник недовольно качает головой. Быстро собираю все документы и вылетаю из офиса.

Что-то скребётся в дверь. По крыше цокают когти. Окна заколочены. В щелях между досок на окнах, иногда видны бесформенные чёрные твари. Они кружат, рычат, царапают стены. Пугают до седины.

«Будь она проклята, Новогодняя ночь!» — думает лесник, забившийся в красный угол.

Его трясёт и физически, и душевно. В воздухе веет страхом. Он склизкий, мерзкий, тягучий заполняет собой весь дом — от подвала до чердака. Забирается в сердце и душу. Оплетает всё паутиной, выбивает воздух из груди, давит истеричные крики.

Дети Проклятого Леса никогда не жалели егеря. Он всегда был для них лакомой добычей. В Новогоднюю ночь ломаются барьеры. Это единственный шанс убрать назойливого человека.

Двустволка лежит посреди комнаты. Лесник боится выйти из угла и взять её. Он знает про незримые щупальца, что оплели ружьё. Тьма и страх сегодня материальны, но оружие не имеет силы. Только свет, только добро. Только молитва в красном углу.

Противный скрежет выбивается из общего звериного рёва. «Добрались до окон», — с досадой думает хозяин дома. Доски отлетают на середину комнаты, отталкивая двустволку.

Осколки рассыпаются по полу. Когтистая лапа ощупывает подоконник, стену вокруг окна. Лесник начинает мелко креститься.

«Тебе это не поможет», — раздается в его голове голос.

Холодный и жуткий, как сама смерть. Проникающий в подкорку мозга, сводящий с ума. Так могла звучать только сама Тьма, во всём её величии и объёме. Впрочем, это она и была. Иначе этих тварей назвать нельзя.

Вокруг начинает стремительно темнеть. Гаснут звёзды, исчезает луна. Становится тусклым свет церковных свечей. Звуки сжимаются до размеров снежинки и тают. Голоса в голове все слышнее.

Время замедляет свой бег. Пространство искривляется под натиском тёмных тварей.

— Иди к нам. Мы поможем тебе, — говорит голос Тьмы. Страх становится чем-то зримым. Чёрная липкая, густая масса. И такие же монстры вокруг. Мерзкие, блестящие, с красными огоньками глаз. — Чего же ты боишься?

— Нет! — орет лесник, практически фальцетом. — Я вам не дамся!

Он поднимается на ноги и бежит к двустволке. Благо, та заряжена. За двумя оглушительными выстрелами следует истеричный визг тварей. Они расползаются, разлетаются. Черная кровь капает на пол. Света становится больше. Ужас медленно отступает, растворяется.

Сквозь щель между досками на окнах в комнату проникает алый лучик. На горизонте брезжит рассвет. Все кончилось. «С Новым Годом, мать вашу», — произносит лесник и падает на пол.

Тик-так. Тик-так. Тик-так. Часы идут медленно. Слишком медленно. Сломался механизм, или я схожу с ума от нервов?

— Ваш любимый смертный грех? — голос Доктора будто звенит сталью. Пустым взглядом он смотрит на стол, в бланк, лежащий перед ним. Его неприятное, крысиное лицо ничего не выражает. Сидит он, сцепив пальцы и поставив локти на подлокотники. Я напрягся. Доктор однозначно мне не нравится. Впрочем, выбора у меня нет.

Я задумываюсь, но не о грехах. А о Докторе. Профессионал высшего уровня. Чтец людских душ и мыслей. Человек, разработавший уникальную систему тестов. И никто не может понять, как она работает. Работает, однако. Исправно работает. Всегда боялся нарваться на него. Помню, когда мне первый раз рассказали о нем, я пообещался не лезть туда, где работает Доктор.

Молчание затягивается. Доктор впервые за всё это время поднимает взгляд. У него сине-зеленые, холодные, повидавшие виды глаза. Расцепляет пальцы и стучит ногтями по подлокотнику.

Я переключаюсь с мыслей о личности Доктора на заданный им вопрос. Любимый смертный грех — интересный вопрос. Я собрался было солгать, что мне, в принципе, противны смертные грехи, но передумал. Он сразу поймет, что я вру. Не может не понять. Слишком уж хорошо он разбирается в людях.

Мысленно представляю грехи в виде людей. Гордыня — уродливый старец в короне, гордо поднимающий голову. Зависть — мужичонка в богатых одеждах, злобно косящий на Гордыню. Гнев — плечистый амбал с топором. Уныние — красивая девица, подпирающая голову рукой. Алчность — человек, сидящий на мешках. Чревоугодие — заплывший жиром мужчина, обгладывающий очередную куриную ножку. Похоть — дева, в весьма откровенном наряде, поигрывающая мотком веревки.