Коллектив авторов - Сказания Всадников

Составитель Мира Гладких

ISBN 978-5-0051-1549-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Меня зовут Мира. Мне 21 год. С недавних пор я гордо именую себя поэтом. Всё началось давно — в 2010 году, когда в стареньком синем блокноте с золотыми вензелями был написан первый стих. Да, всё верно, я пишу стихи уже почти 10 лет (случился перерыв однажды, но только к лучшему). Тогда моими читателями были… Никого и не было. Я писала исключительно в стол. Следующей ступенькой стала площадка для авторов — Книга Фанфиков. Пусть небольшую, но верную аудиторию я привлекла. Получила первые отзывы, первую критику. Жила и творила там с 2014 года (да, мне потребовалось аж 4 года, чтобы осмелиться что-то показать публике). Следующая ступень — 2017 год. Поворотный год. Я залезла со своим творчеством на стихи.ру под псевдонимом Мира Раменская. Там-то и случилась магия. Первые публикации в сборниках и первое оффлайновое выступление как Автора, но ещё не Поэта. 2018 год — конкурс «Поэзия в лицах» и публикация собственного сборника. Да и такое было, на ЛитРесе его и сейчас можно найти. 2019 год. Псевдонима больше не существует. Теперь только Мира Гладких, Штормовик, Всадница и Поэт. Много чего прожито и написано. 2020 год. Мастерская «О поэтах и стихах», издание нашего общего сборника. Работа над стихами, очень много работы. Ребрендинг собственной группы: https://vk.com/laternuradetualma

И грянет Шторм! Но это будет позже

А сначала, в девять с хвостиком лет, напишется вдруг неожиданно большое и подробное сочинение на самую популярную тему. «Как я провел лето», ага. Оно будет неизбежно корявым, с путающимися и убегающими словами, но в классе его зачитают вслух и укутают в похвалу. С этим сочинением и родится огонёчек интереса к буквам.

После, через пару лет, появится рукописный фанфик, первая внешкольная работа, продолжение нежно любимой истории о хоббитах. Прочтут его только родители, но одобрят и этого будет достаточно. Тетрадка с произведением, правда, в скором времени потеряется, а вот появившиеся во время и после написания эмоции останутся надолго.

Дальше — больше. Школьные сочинения, которых ждёшь, как праздника и едва ли не в ладоши хлопаешь, когда, наконец-то, задают. Олимпиады по литературе, не то чтобы звёздные, но всё-таки вполне результативные. Конкурсы, хоть и без феноменальных побед, но с радостью и удовольствием.

И вот это удовольствие, эмоция, огонёк — как основа, как то, ради чего очень хочется открыть на пустой странице тетрадь и написать что-нибудь, хоть пару строчек начиркать.

А потом грянул Шторм…

Рафик опустился на землю, привалившись спиной к грязной стене. Косой дождь хлестал по посеревшему лицу. Капли стекали с русых волос за шиворот, чертили зябкие линии на острых лопатках. Он прикрыл светло-зелёные, подёрнутые сизой дымкой глаза и замер.

Закашлялся, рвано вздохнул и съежился от острой боли в груди. Уронил лицо в открытые, но дрожащие от холода ладони.

— Мы — слабые существа. Кажемся себе всемогущими, но это ложь. Когда в один из дней люди не вспомнят о тебе, придётся уйти. Так заканчивается путь каждого из нас. Так умирают боги.

Он не верил. Отмахивался от легенд и пророчеств. Посмеивался над старыми богами, что только не выдумывающими, чтобы про них не забывали. А теперь… Теперь не верили в него.

Рафик, а вообще-то, Рафаэль, был богом-баловником, покровителем городских дворов. Он терпеть не мог своего полного имени, дурачился, повелевал ребячьими улыбками и считал, что обязательно будет жить вечно. Ведь, дети никогда не перестанут играть во дворах.

Рафик был не из тех богов, кого знают лишь по картинам и книгам. Он вихрем носился по дворам, притаскивал кукол девчонкам и планы новых шалостей — мальчишкам. Заливисто смеялся, собирал вокруг себя восторженных ребятишек, вовлекал в игру тех, кто растерянно топтался в стороне.

Бабушки и дедушки вспоминали озорника с теплотой. Улыбались, правда, считали неугомонного бога всего лишь милой детской фантазией.

Он с любовью ухаживал за дворами, что-то чинил, поправлял, раскрашивал. Жил силами детских улыбок и звонкого смеха. Дышал восторженными возгласами: «Рафик! Рафик, ребята! Ай да, играть!»

Все его существо было соткано из озорства, счастья и смешинок в ребячьих глазах. Дети были его семьёй. А семья не может предать.

Правда?

Он не знал, что произошло. Не понял, почему вдруг за какие-то годы (а для бога год — это ведь очень мало) опустели дворы. Почему такая мёртвая тишина, почему никто не бежит с восторгом ему на встречу?