Синтия Д'Апри Суини - Гнездо [litres]

Беа услышала Лину Новак прежде, чем увидела ее, услышала этот давно знакомый смех гиены. Она застыла, думая, что быть этого не может, но в итоге увидела свою старую… кого? Они не были подругами, но и врагами были не совсем, просто двигались в этом направлении. Беа сейчас не могла справиться с Линой Новак, совершенно не могла. Она развернулась и сбежала в ближайший туалет, едва удержавшись, чтобы не хлопнуть дверью. Посмотрев на себя в зеркало, она почти не удивилась тому, какой ужас был у нее на лице.

Лина Новак была одной из «Звездописательниц», которая в отличие от Беа продолжала публиковать по книге, получавшей неплохие рецензии, раз в несколько лет. Беа недавно наткнулась в глянцевом журнале на заметку о Лине, ее красавце муже, архитекторе, их очаровательной дочери, их «изобретательно» отремонтированном бруклинском таунхаусе и конюшне, превращенной в летний домик, в Личфилде, штат Коннектикут. От каждого следующего абзаца ее тошнило все сильнее, и в конце концов она выбросила журнал в мусорную корзину на работе. «Эй, я хочу это прочесть! – воскликнула одна из стажерок, выуживая журнал из ярко-голубого мешка. – Обожаю Лину Новак!»

В туалете Беа вымыла руки и нашла в сумочке старую завалявшуюся помаду. Она аккуратно накрасила губы, проверила, не отпечаталась ли помада на зубах. Влажными пальцами пригладила волосы возле лица; они смялись под зимней шапкой. Двигалась она как можно медленнее, пытаясь вспомнить, куда отнесли ее пальто и каков кратчайший путь к входной двери. Осмотрела стеклянную полку, на которой помещалась внушительная коллекция крошечных винтажных флакончиков с духами. «Серьезно? – подумала Беа. – Откуда у людей столько времени? (А потом: «Кого я обманываю? Времени у меня полно»)». Кто-то тихонько поскребся в дверь.

– Минутку, – сказала Беа.

Она расправила плечи, порадовалась, что надела свое любимое платье с запахом, под зебру, купленное в любимом же секонд-хенде. Глубоко вдохнула и открыла дверь. Может быть, Лина ее даже не узнает, подумала она, выходя в прихожую. Но едва она закрыла дверь туалета, Лина с визгом налетела на нее, заключив в неприятно крепкие объятия.

– Я слышала, что ты здесь, но поверить не могла! – воскликнула она, слегка раскачивая Беа, будто они воссоединились после долгой и нежеланной разлуки.

«Звездописательниц» придумал какой-то журналист, просто для красного словца в городском журнале. Беа пришла в ужас, когда вышла статья, – они были выставлены в ней глупыми тусовщицами. («На крыше в Сохо томной летней ночью расположились самые обсуждаемые на Манхэттене писательницы, сверкающие, как бусины остромодного колье».) Этот задыхающийся стиль был чудовищен, но бессмысленная кличка приклеилась к группе людей, которые случайно жили в одно время в Нью-Йорке, были примерно одного возраста и по большей части не любили друг друга. В лучшем случае они были недобрыми знакомыми, объединенными прозвищем, которое каждая хотела бы с себя стряхнуть, – кроме Лины, она его обожала и приняла всерьез. («Зазвездила», – как-то пошутила Беа в разговоре с единственной нравившейся ей участницей группы, поэтессой из Хобокена, которая впоследствии тоже куда-то запропастилась.) Лина в те годы все время пыталась собрать «девочек» на коктейли или на обед, предлагала вместе пойти на какие-то мероприятия, как будто они давали шоу в Лас-Вегасе.

– Ты совсем не изменилась! – воскликнула Лина, ненадолго отпустив Беа на расстояние вытянутой руки. – Идем, посиди со мной.

Она захлопала в ладоши, и содержимое ее глубокого выреза слегка заколыхалось. Она себе и грудь новую купила, что ли? Беа не помнила, чтобы Лина отличалась пышными формами. Они сели в тихом углу столовой, возле огромного стола, заставленного подносами с тщательно изготовленными канапе. Беа расположилась спиной к комнате и собралась в ожидании допроса, но уже через пару минут поняла, что Лина, разумеется, хотела поговорить о Лине.

– Вот она, – сказала Лина, протягивая Беа свой телефон и пролистывая, казалось, сотни и сотни фотографий дочери. – Ей три. Я закончила редактуру последней книги в среду утром, отослала ее издателю, встала из-за стола, и у меня отошли воды.

– Ты всегда умела планировать.

– Я знаю!

– Как ее зовут? – спросила Беа, глядя на фотографию маленькой девочки в бумажном колпаке, сидящей перед капкейком со свечкой.

– Мэри Пейшенс.

– Пейшенс? – Беа не была уверена, что правильно расслышала.

– Ну, знаешь, – сказала Лина, словно это было очевидно, – одно из этих старинных имен, с «Мэйфлауэра» [24] «Мэйфлауэр» – английское торговое судно. В 1620 году корабль пристал к берегам Северной Америки, и приплывшие на нем англичане основали Плимутскую колонию – одно из первых британских поселений на этом материке. .

– Тебя удочерила новая семья? – Беа знала, что Лина выросла где-то в центральном Огайо, в трейлере, с матерью-одиночкой, которая умудрилась поднять четверых детей, сменяя одну низкооплачиваемую работу на другую. Сейчас приходилось прислушаться, чтобы уловить в речи Лины хотя бы тень широких и гнусавых среднезападных гласных, и ее непослушные черные волосы были выпрямлены, и в какой-то момент «Новаски» превратилось в «Новак» – и эта новая впечатляющая грудь, – но круглое веснушчатое лицо Лины с носом-картошкой, явно вскормленное колбасками, никак не могло иметь отношения к «Мэйфлауэру».

– Мой нелепый муж, – исполненным обожания голосом произнесла Лина. – Он есть в «Синей книге» [25].

Беа снова взглянула на фото дочери Лины и с тихим удовольствием убедилась, что нос девочка унаследовала по линии колбасок, а не от мэйфлауэрской части семьи. Девочка была довольно миленькая.

– Расскажи мне о ней, – сказала Беа, вбрасывая наживку пожирнее. – Расскажи все, как это – быть мамой?

Через сорок пять минут она аккуратно изъяла себя из предсказуемо скучного разговора. («Говорят, что быть матерью – самая трудная работа в мире, и это правда, – торжественно говорила Лина, – во много, много раз труднее, чем написать международный бестселлер, труднее, чем разобраться в заявке на грант NEA!» [26] Национальный фонд искусств (National endowment for the arts). ) Беа встала и обняла Лину на прощанье.

– Не пропадай опять, хорошо? – сказала Лина, слегка встряхнув Беа и вдавив большие пальцы в ее предплечья чуть сильнее, чем нужно. – Свяжись со мной. Найди меня в «Твиттере».

Беа пошла забрать вещи и сказать Полу, что у нее разболелась голова. Ее пальто лежало в комнатке горничной возле кухни под необъяснимо большой кучей шуб (ньюйоркцы совсем потеряли стыд?), застряв под ней левым рукавом, куда Беа для сохранности сунула варежки. Она слышала, как Лина, перебравшаяся на кухню, оживленно беседовала с Селией.