Лариса Шкатула - Замуж не напасть [litres самиздат]

– Как это приходится? Ничего не приходится! Ты внушила себе черт знает, что! Я не твоя мама, я могу взять на себя ответственность за твое будущее! Жалельщица!

– Ты права, жалость – хуже чумы! Раз уж человека приручил…

– Всё ясно! Тогда вы с Эдиком друг друга поймёте!

– А кто это?

– Тот, что тебя рашпилем…

Евгения включает зазвонивший телефон на громкоговоритель.

– Что вы хотели, Евгения Андреевна? – спрашивает шеф.

– Тут у меня Надежда сидит.

– Пусть заходит.

– Слышала?

– Как, прямо сейчас? – пугается Надя; совсем затуркал женщину этот летун – когда бы она прежде испугалась какого-то там разговора, пусть даже и "судьбоносного".

– А чего откладывать?

Евгения смотрит, как на её глазах сбегает с лица подруги неуверенность и виноватость. "Так-то лучше!" – с облегчением думает она.

– Ладно, пожелай мне – ни пуха, ни пера!

– Желаю.

– К черту!

Она уходит, а Евгения тщетно пытается сосредоточиться на завтрашнем докладе. Собственно, все материалы у неё уже готовы. По крайней мере, их достаточно для того, чтобы выполнить при президенте свою роль советника.

Подруга возвращается через полчаса.

– Ну как? – спрашивает её Евгения.

– Могу выходить на работу хоть завтра. Конечно, придётся подчистить хвосты…

– Тебя отпустят без скандала?

– Какой скандал? Мы – свободные люди… Вот только кабинетик мой, как сказал Валентин, пока не готов.

– Сиди в моем! – великодушно предлагает Евгения.

Надя рассеянно кивает, но мысли у неё, похоже, далеки от новой работы.

– Пожалуй, пойду, – наконец говорит она, – обрадую начальство. Дай-ка, на всякий случай, твой номер телефона. Позвоню, ежели что…

Оставшись одна, Евгения некоторое время сидит в полной прострации. Надя совершает ошибку, а она, её ближайшая подруга, ничего не может сделать. Может, поговорить с самим Вовиком?

"В своих делах сначала разберись!" – советует ей внутренний голос. "Не твоё дело!" – отвечает она ему.

До конца рабочего дня её не покидает чувство тревоги за подругу, которая и даёт о себе знать. Она звонит и спрашивает:

– Женька, ты не могла бы Ивана из детского садика забрать? А то мама только завтра приезжает.

– У тебя ничего не случилось?

– Случилось. Но это не то, что ты думаешь… Про Ваньку не забудь!

Она вешает трубку, и Евгения некоторое время смотрит на телефон неужели это все, что она хотела сказать? Но Надя больше не звонит…

В холле Эдуарда Тихоновича не видно, и собравшаяся уходить Ирина осторожно посматривает по сторонам: нету! А ведь обычно он подвозит её домой.

– Нет его! – сообщает заглянувшая с улицы Лада. – И машины нет. что ты волнуешься, уехал куда-нибудь с Валентином. Или помнишь, как в прошлом году, вся наша охрана дежурила на конференции, мэр попросил… Пойдем, мы с Веней тебя подвезем.

Евгения машет им, садясь в машину к Виталию.

– Как прошёл день? – спрашивает он, целуя ее; похоже, этот вопрос при встрече у них становится ритуальным. – Едем домой?

– Едем в детский сад номер тридцать шесть, – говорит она без улыбки.

– Серьезно? А где он находится?

– На углу Вишневой и Северной.

– Понял, – он больше ни о чем ни спрашивает.

Она выходит из машины и поднимается на второй этаж, в старшую группу. Ей и прежде приходилось изредка забирать Ваньку из детсада, но вот так, без объяснений его мамаши – ни разу! Правда, беспокойства особого Евгения в том не видит. Она всегда в таких случаях немножко балует его: водит в детское кафе-мороженное, катает на карусели. Доставляет ребенку нехитрые, но памятные удовольствия. Видя её в дверях, он всегда предвкушает праздник. Вот и сейчас, играя с детьми, он поднимает взгляд и, увидев её, бросается навстречу.

– Ваня, кто это? – спрашивает его воспитательница.

– Это моя тетя Женя, – объясняет он на бегу.

– А, ну раз тетя – тогда иди!

Евгения одевает его, невольно прижимая к себе – так вкусно пахнет ребенок, забытым, до боли родным запахом. "А ведь не поздно ещё одного! – мелькает у неё мысль. – Одного, но от кого?" Она ехидничает в рифму, но увлекаться своими переживаниями ей не удается.

– Тетя Женя, смотри на меня, – Ваня берет её лицо в руки и приближает к своему. – Мы сегодня куда-нибудь пойдем?

– Как ты насчет мороженного?

– А потом в магазин? – спрашивает хитрый мальчишка.

Они выходят на улицу.

– Мы поедем на автобусе или на трамвае?

– Мы поедем на этой серенькой машинке. Тебя устраивает?

– Устраивает, – он вырывает свою руку из её руки и независимо подходит к "вольво". Вышедший из машины Виталий открывает перед ним заднюю дверцу. Мальчик, помедлив, сообщает ему:

– Меня зовут Иван Михайлович.

– А меня – Виталий Всеволодович. Можешь звать – дядя Виталий.

– А меня можете звать дядя Ваня.

Он усаживается в машину.

Виталий, улыбаясь, переглядывается с Евгенией.

– Это – сын Нади.

– Мы должны отвезти его домой?

– Мы должны его развлечь.

Он усаживает в машину Евгению, сам садится за руль и, полуобернувшись, спрашивает у мальчика:

– Значит, сегодня гуляем?

– Гуляем!

Важность в момент слетает с него, глазенки загораются, и он спрашивает:

– В игрушечный магазин заедем?

– Спрашиваешь!

Заводит машину и говорит:

– Начнем с чего?

– С детского кафе! – говорят его пассажиры.

Глава тринадцатая.

Во вторник утром они отвозят Ивана в детсад, причем тот требует, чтобы отвели его непременно оба. Они ведут его за руки, а мальчишка с гордостью посматривает по сторонам.

Сегодня он в новом костюме, купленном Евгенией вчера в "Детском мире". Она купила его тайком, зная, что Виталий непременно захочет принять участие в покупке и уж никак не согласится на такой вот, китайский, который она и взяла-то на всякий случай, надеясь всё же, что Надя до ночи объявится. И, как говорится, предчувствия её не обманули!

Виталий всё-таки поворчал утром, когда она пошла будить Ивана, уснувшего в постели Никиты со своими новыми игрушками. Собственно, он хотел взять в кровать машинку, купленную ему Виталием, но в конце концов согласился, чтобы её поставили у кровати, а Микки-Мауса из мягкой губки все-таки спрятал под подушку.

– Что же это за мать, которая даже не поинтересовалась, как её ребенок? – бурчал Виталий.

– Думаешь, доверяя её мне, она должна была волноваться?

– Что ты! Я не о том… А ребёнок тебе очень идет. Заметила: все принимали нас за его родителей. Он такой же белобрысый, как и ты.

– Ах, значит, я – белобрысая? – шутливо возмущается Евгения.

– Простите, сеньора, белокурая.

– То-то же!

– Ты хоть понимаешь, как это красиво: блондинка с карими глазами?

Она не любит, когда её называют блондинкой. Евгения считает себя шатенкой. Тем более, что не всегда так выгорают её волосы на солнце!