Лариса Шкатула - Замуж не напасть [litres самиздат]

Так что там с акварелью? Не рисуется? Гитара. Не поется? Постель. Не спится? Кофе. Не пьется? Так и чокнуться недолго!

Она хватает с полки томик О`Генри. Может, любимый писатель её развеселит? Открываем наугад: "Сара плакала над прейскурантом ресторана. Слезы, скопившиеся в глубинах отчаяния, заполнили её сердце и устремились к глазам…" И это у писателя-юмориста! Что же тогда говорить о ней?..

В это время звонит телефон. По его мягкой, журчащей трели Евгения определяет: звонок из серии приятных. Любой механик скажет – женские выдумки! Звонок всегда одинаков. Что они могут знать, сухие, бесчувственные спецы?! Звонит Маша.

– Женя, ты, наверное, не одна?

– Одна.

– Приезжай ко мне, а? Сергей на дежурстве до утра, сын в Новгороде, на соревнованиях. Переночуешь у меня. Бери такси, я за него заплачу.

– Еду!

Бог услышал её, мятущуюся в одиночестве. И послал Машу. Спокойную, понимающую, надежную. Евгения надевает приготовленную на завтра джинсовую юбку с голубой в горошек кофточкой, бросает в сумку ночнушку и выбегает из квартиры, в одночасье показавшейся ей клеткой.

Во дворе разворачивается машина и на её неуверенный взмах тут же останавливается. Евгения называет Машин адрес и видит, как шофер расплывается в улыбке.

– Повезло! Надо же! Прямо рядом с моим домом. Садитесь. Я сегодня малость подкалымить решил. Правда, после того, как в нашем доме мужика убили и из машины его собственной выкинули, энтузиазма у меня мало осталось. Да и жена протестует. Чем, говорит, трястись от страха за тебя, лучше вообще на хлебе и воде сидеть!..

Водитель говорит и говорит, словно вместе со словами освобождается от того самого страха. Потому, что везёт её, такую неопасную, которая к тому же едет в соседний дом, и он сможет с её помощью подкалымить без всякого риска…

Она не возражает. Сейчас ей именно это и нужно – чтобы рядом были люди, и чтобы они не молчали.

– Умница, быстро приехала! – радуется Маша и пытается сунуть ей в карман купюру.

– Прекрати! – сердится Евгения. – Что это вы все словно сговорились жалеть меня? Сначала Ткаченки, теперь – ты. Я в такой фирме работаю! Буду получать больше вас с Сергеем вместе взятых.

– Хвастунишка! – улыбается Маша. – А у меня отпуск. Отца его сестра забрала, чтобы я отдохнула. И вдруг выяснилось, что я совершенно разучилась отдыхать в одиночестве. Мне непременно надо с кем-то разговаривать…

– Вот тут наши желания полностью совпали!

– Правда, я подумала, что у тебя может быть Виталий, но потом решила рискнуть.

– Звони, не ошибёшься. Виталия у меня больше не будет.

– За тобой не угонишься. Сегодня ведь среда? Прошли всего сутки с тех пор, как ты представила его нам; коллектив мужика в целом одобрил, а теперь, выходит, придётся к другому привыкать?

Она усаживает Евгению на диван и сама садится напротив.

– А глазки-то у нас и правда грустные! Готовься исповедаться, душа моя! Сегодня Мария, к сожалению, не святая, готова подставить тебе своё плечо: плачь, пока не полегчает!

Евгения всё никак не может привыкнуть к новому образу Маши – озорному и прямо-таки гусарскому. К счастью, глаза у неё остались те же: добрые и понимающие. Она собирается было открыть рот, но Маша делает знак рукой:

– Молчи! О серьёзном – ни слова. Сначала я накрою небольшой стол, но с большим чувством и с ликёром, который…

– Привёз тебе Майкл!

– Не Майкл, а Джеймс!

– В прошлый раз был Майкл, я помню, – упрямится Евгения.

– С Джеймсом я познакомилась в Филадельфии…

– Что есть Джеймс? – изображает Евгения немецкий акцент.

– Он – владелец небольшого туристического бюро. Благодаря тому, что железный занавес проржавел и разрушился, его дело стало процветать. Руссо туристо делают ему баксо!

Маша расставляет чашки и болезненно морщится, зацепившись ногой за угол журнального столика.

Она приподнимает юбку и показывает огромный синяк на бедре.

– Что, опять? – пугается Евгения.

Маша заразительно хохочет

– Ещё чего! Это я шлёпнулась. Училась на коньках кататься. Роликовых. Джеймс не удержал: я девочка тяжёленькая! – она улыбается. – Как он, бедный, убивался! Я виноват! Нужно немедленно к врачу! Это у них там без врача и шагу не могут ступить, а у нас, в России, на женщине всё заживает, как на кошке!

– А Джеймс отметил ваш новый имидж, миссис Зубенко? – интересуется Евгения.

– Не то слово! Он обалдел! Всё интересовался, какая волшебная сила могла меня так изменить?

– И ты открыла ему секрет?

– Я лишь скромно заметила, что время от времени любая наша женщина может проделывать с собой такие изменения. Теперь он ещё больше уверился в том, что русские люди – загадочны. Особенно женщины.

Маша между разговором накрывает журнальный столик изящной кружевной салфеткой, приносит из кухни какой-то сложный салат, отварные "ножки Буша", то бишь окорочка, шпроты, обещанный ликёр. Ставит умопомрачительные кофейные чашки.

– Из таких и пить боязно, – касается их осторожно Евгения.

– У нас – девичник! Всё должно быть лучшее! Разве мы, такие умницы и красавицы, не заслуживаем шикарной жизни?

– Вне сомнения! – соглашается Машина подруга.

– Теперь о тебе. "Какая на сердце кручина? Скажи, тебя кто огорчил?"

– Аристов! – признаётся Евгения, хотя за минуту до того вовсе не собиралась о нём говорить.

– Неужели решил признаться?

– А в чём он должен был признаваться?

Маша недоуменно смотрит на неё и медленно произносит:

– В любви, конечно.

Вот как! Оказывается, все давно об этом знают! Все, кроме неё. Как говорится, знали трое: он, она и весь город!

– А вот хмуриться не надо, – говорит Маша ласково. – Думаешь, легко в себе такое носить и ни с кем не поделиться? А меня как раз в ту пору, когда мы с ним говорили, и другие мужчины, не только он, считали особой замкнутой, малоразговорчивой, но умеющей хранить чужие тайны. Иначе, почему, ты думаешь, вчера за столом я изо всех сил отвлекала Виталия, чтобы он не мешал вашему разговору!

– Но ты мне ни разу даже не намекнула!

– А о чём я должна была намекать замужней женщине? Толян не имел покоя, так надо было сделать так, чтобы и ты его не имела?.. И что же сейчас делает этот подлый Аристов?

– Маш, ну что ты со мной, как с маленькой девочкой?

Маша опять смеётся. Сейчас она смеётся много и охотно. Будто прежде всё копила в себе этот смех, а теперь он переполнил её и постоянно выплёскивается через край.

– Значит, так ничего и не сказал? Вот тебе ещё один пример мужской трусости. Женщина непременно захотела бы определённости, а мужик предпочитает плыть по течению, в надежде, что всё решится как-нибудь само собой… Но что-то он, как я понимаю, всё же делает?

– Женихов от меня отваживает, да звонит по ночам.