Лариса Шкатула - Замуж не напасть [litres самиздат]

На шоссе машина отчаянно сигналит кому-то – мешает проехать что ли? Это отмечает одиночная клеточка её сознания.

– Женя! – налетает на неё какой-то мужчина. – Сигналю тебе, сигналю!

– Роберт! – узнает она мужа Серебристой Рыбки. – Ну, у тебя и глаз наметанный! Я – в плаще, под зонтом, ты – за стеклами машины, и высмотрел!

– Эту золотую головку с карими глазами я всегда узнаю, – неловко шутит он.

– Так уж из машины и заметил мои карие глаза?

– Наверное, потому, что хотел тебя встретить, вот и высматривал везде. Я звонил тебе несколько раз, но никто не поднял трубку.

– Я теперь всё больше у мамы, у родного сына вместо репетитора.

– Давай зайдем в кабачельник, посидим, – предлагает он. – Хочется поговорить с кем-нибудь, кто … хорошо знал Юлю.

– Я так мало её знала!

– Но поняла, кажется, больше других… Зайдем, пожалуйста!

Она смотрит в его больные, измученные глаза и соглашается. Ей и самой сейчас не очень сладко, но может, как считает математика, минус на минус и даст заветный плюс?!

Посидеть так посидеть! И хотя в первый момент встречи Евгения почувствовала раздражение – ведь перед нею был тот человек, из-за которого Серебристая Рыбка… Но чувство справедливости взяло верх: а ты-то сама! Даже очень строгий суд всегда выслушивает обе стороны…

В ресторане они проходят в кабинку, которая задёргивается тяжёлой шторой. Сделав заказ, Роберт просит официанта:

– Проследите, пожалуйста, чтобы нам никто не мешал!

Она ждёт, что он начнёт издалека, может, и несколько легкомысленно, чтобы скрыть смущение, но он, не в силах удержать болезненную гримасу, перекосившую рот, глухо говорит:

– Женя, мне плохо! Если бы ты знала, как мне плохо!

Он нервно вытаскивает из кармана платок и отворачивается, как бы сморкаясь.

– Ты любила когда-нибудь?

– Я и сейчас люблю.

– Тогда ты поймёшь, что значит любить. Без надежды. Женщину, которая тебя ненавидит. Ложиться с нею в постель, обнимать и чувствовать, как отвращение содрогает её тело!..

– А если бы ты её отпустил?

– Куда? К мертвецу? Она и так к нему ушла. А тогда… Ты бы на этого Лёву посмотрела: небольшого роста, худой, глаза вечно испуганные, будто он нечаянно попал в чужой, враждебный мир по пути на другую звезду!.. Когда-то они занимались вместе во дворце пионеров – кукол мастерили – и встретились случайно, в сквере, где Юля катала коляску с нашим вторым сыном.

Официант приносит шампанское, лёгкую закуску и, чтобы не длить тягостную паузу, Евгения говорит:

– А я, знаешь ли, с сыном математикой занимаюсь и жутко злюсь: знания синусоидальные – то взлёт, то посадка!

Роберт тоже посмеивается, но когда официант уходит, просит:

– Позволь досказать, мне это очень важно! Представь, у нас была нормальная, дружная семья. Возможно, Юля меня и не любила, хотя тогда я так не думал, но в любом случае мы с нею были хорошими товарищами. И её, и мои родители не отказывались заниматься нашим первенцем. А потом и со вторым. Юля училась заочно в институте, ходила на теннис, шейпинг… И вдруг, как гром среди ясного неба!..

Он наливает обоим шампанского и залпом отхлёбывает половину бокала.

– Лёвушка! Она и называла-то его только так – на Льва он не тянул, будто это имя ему в насмешку дали! Никчемный, неприспособленный к жизни человек! Она его за слабость полюбила…

Роберт усмехается, и лицо его принимает жёсткое выражение.

– В общем, моя жена прониклась его бедами – он как раз без работы болтался – и попросила меня что-нибудь ему подыскать. Я поговорил со знакомыми ребятами на художественном комбинате, и они пристроили его напарником к одному мозаичнику – у этого Лёвушки оказался диплом художника-прикладника…

– Я был в командировке, в Канаде, когда он пришёл к нам с благодарностями. Получил первую зарплату и понял, что он в неоплатном долгу – таких денег он прежде и в руках не держал! Как на грех, в этот день старшего сына взяла к себе моя мать, а младшего – тёща. Развязали руки для приёма благодарности! Представь, она у него была первой женщиной, это в тридцать-то лет! Таким хрупким, беспомощным непременно надо, чтобы их подобрали, пригрели…

Он умолкает, но если и не скажет больше ни слова, Евгения отчётливо представляет себе, что было дальше. Похоже, воспоминания даются Роберту нелегко – на лбу его блестят капельки пота, а руки нервно подрагивают.

– Не надо, не говори больше ничего, – она касается его руки, но он будто не слышит.

– Юля ушла. Они сняли квартиру на окраине города… Говорят, якобы, женщина не может просто так взять и бросить своих детей, но моя жена была странной женщиной. Может, она заразилась от него? Она не приходила, не звонила и никак не пыталась увидеть наших мальчишек. Клянусь, я не пошевелил даже пальцем, чтобы вернуть её, и тогда вмешалась тёща. Пошла к его матери. Какие она доводы приводила, не знаю. Скорее всего, обычные, житейские: семья, несчастный муж, дети-сироты при живой матери. Словом, сладкую парочку они развели и жену-блудницу вернули в дом…

Он начинает искать по карманам платок и находит его там, куда уже не раз совал руку.

– Вроде, и не виноват, а чувство вины не даёт мне спокойно жить: будто это я её убил. Конечно, я пытался… заставить её жить по-прежнему, но даже в этом не могу себя упрекнуть, потому что она не обращала на меня никакого внимания…

Неожиданно лицо его светлеет.

– Недаром, я так стремился тебя увидеть. Исповедался перед тобой точно груз с души сбросил. Ты на похоронах Юли так презрительно на меня смотрела!

– Тебе показалось.

– Нет. Теперь же ты смотришь по-другому, и мне это не кажется. Почему?

– Церковь говорит: не судите – не судимы будете. Раньше я не задумывалась над этим и даже находила утверждение несуразным: как так, не судите?! А теперь поняла, как это мудро! Кто из нас без греха? Свои бы отмолить!

– У тебя? Грехи?

– А ты видишь во мне ангела? Спасибо.

– Не хочу навязывать тебе своё общество, – просительно улыбается Роберт, – но разреши изредка тебе звонить? И поздравить тебя с днём рождения.

– Это ещё не скоро – 25 декабря.

– Я запомню, – серьёзно говорит он.

Евгения смотрит в его глаза: в них печаль, но боли уже нет.

Глава двадцать третья.

– Лопухина! – кричит в трубку Виктор, так что она отодвигает её от уха и спрашивает:

– Ты чего орёшь?

– Достали-таки твоего мента! Убить – не убили, но вломили по первое число! И кое-что у него отобрали, но это не телефонный разговор!

– Кто тебе сказал, что он – мой? – бурчит Евгения.

Она так удобно расположилась в кресле, закуталась в плед. Отопление включили неделю назад, но, видимо, перестояв в бездействии, котлы никак не раскочегарятся – трубы чуть тёплые. Возможно, где-то в них скопился воздух, и их надо продуть – перед началом отопительного сезона в нормальных семьях этим занимаются мужчины. Ей же надо кого-нибудь просить, что себе дороже!