Пенелопа Дуглас - Доверие [litres]

Рухнув на кровать, я зарываюсь лицом в подушку. День выдался хороший, но долгий. Неизменный трепет, который угас в моем сердце после того, как я уехала с пика шесть недель назад, начинает вновь пробуждаться. Они здесь, и я острее чувствую, пусть еще не в полной мере, что нахожусь дома.

Каталог университетских курсов, лежащий на тумбочке, довлеет надо мной. Мне хорошо, однако при виде его становится хуже. Этим утром я охотно хотела пойти в колледж.

А сейчас, раз они вернулись…

Черт бы побрал этих мужчин. Всегда сбивают меня с толку . Я протягиваю руку к ночнику, дергаю за цепочку, отчего комната погружается в темноту, и закрываю глаза.

Встрепенувшись, внезапно просыпаюсь. Моргаю, прогоняя сон, переворачиваюсь на спину и жду, пока обстановка обретет четкость.

Что меня разбудило? Похоже на град. Только в Лос-Анджелесе не бывает града.

Я включаю свет, принимаю сидячее положение и потираю глаза. За окном ясная и тихая ночь. Поднявшись с постели, подхожу к полупрозрачным шторам и отодвигаю их. Разглядываю кажущуюся синей траву и тень дерева на мрачной лужайке, прикрыв зевок рукой. Вдруг уловив какое-то движение, присматриваюсь внимательнее.

С той же ветки, на которой висели качели родителей, свисает веревка с небольшой шиной. Мой пульс учащается. Мне не чудится? Мираи срезала шину в прошлом августе. Когда я вернулась домой, даже веревки уже не было. Я…

Бросившись к двери, распахиваю ее, бегу по коридору. Из кухни слышен смех. Аромат чили по рецепту Джейка проникает в ноздри. В животе урчит, но я, не обращая на это внимания, выхожу во двор через черный ход.

Давно я смотрела в свое окно? Может, вчера? Мираи повесила новые качели? На сей раз специально для меня?

Полагаю, это было бы чутко с ее стороны.

Или, возможно, она повесила шину в честь родителей, узнав, что я погребла их прах под деревом. Эдакий последний мемориал.

Обогнув дом, вижу канат впереди, раскачивающийся на легком ветру.

Шина другая. Немного меньше, с белой полосой. В такой, вероятно, только ребенок поместится.

Кто-то выходит из-за дерева, и я останавливаюсь, встретившись с ним взглядом.

Калеб смотрит на меня.

Мои легкие полностью опустошаются. Происходящее кажется нереальным, однако он хватает веревку над шиной и протягивает ее мне.

Это его рук дело?

Когда?.. Как?..

Ноги двигаются по собственной воле. Медленно приблизившись, спрашиваю:

– Что ты тут делаешь?

Мой голос едва уловим, потому что во рту внезапно пересохло. Поверить не могу, что Калеб покинул Чапел-Пик. Он прилетел на самолете?

Либо приехал на машине. Так или иначе…

Это невероятно. Трудно представить его в любом другом месте, помимо пика, но он здесь.

– Как ты попал сюда?

Конечно, Калеб не отвечает. Просто протягивает мне руку.

Глядя на вены, выступающие с тыльной стороны его кисти, вспоминаю все ночи, когда мои пальцы исследовали каждый сантиметр его тела. Особенно одной ночью.

Я принимаю руку Калеба. Вместо того чтобы помочь забраться внутрь, он берет меня под мышки, высоко поднимает и усаживает на шину сверху. Обвив веревку ногами и руками, испытываю эйфорию и счастье. Голова едва не кружится. Боже, я люблю его.

Калеб здесь. Я могу дотронуться до него.

Что все это значит?

Ветка скрипит под моим весом. В животе все переворачивается. Всегда представляла, каково будет сидеть на этих качелях. Мне хочется улыбнуться, но я сдерживаюсь.

Потянув назад, он отпускает меня. Вопреки стараниям, я все-таки улыбаюсь, закрываю глаза и ощущаю, как лечу вперед, рассекая воздух. Шина возвращается обратно, и Калеб снова толкает ее, уже сильнее. Вцепившись пальцами в веревку, прижимаюсь к ней всем телом, упиваюсь легкостью в голове, вихрем в животе.

Подхватив шину, он раскручивает ее. Я начинаю вращаться вокруг своей оси, дрейфую в сторону дома и обратно к нему. Смеясь и улыбаясь, наконец-то вытягиваю руки вверх и запрокидываю голову назад. Мои волосы развеваются на ветру.

Это так прекрасно и изумительно. Я чувствую себя свободной. Недаром мать обожала кататься на качелях.

Этих ощущений почти достаточно, чтобы забыть о прошлых обидах. Не хочу отпускать Калеба.

Но не уверена, что ему следовало приезжать.

Шина вращается, постепенно замедляясь. Он перестает подталкивать и позволяет мне остановиться. Мир и мои внутренности прекращают кружиться. Стоя у меня за спиной, Калеб останавливает шину, а я устремляю взгляд в землю.

– Откуда ты узнал о качелях? – интересуюсь, не ожидая услышать ответ, разумеется.

Парень вручает мне лист бумаги, сложенный много раз. Я забираю его и расправляю.

Едва заметив фотографию, сразу же понимаю, что это такое. Распечатанная статья, одна из многих, посвященных моим родителям. Отец катает мать на качелях из шины на том же месте. Их лица сияют самыми искренними улыбками, какие я только видела.

Вдалеке, еле различимая, из окна на них смотрю я, подперев подбородок руками. Мне лет семь-восемь, не больше.

Сложив распечатку, отдаю ее Калебу.

– До сих пор не верится, что ты здесь, – шепчу я. – Ты действительно покинул пределы Колорадо.

– Пришло время, – отвечает он.

Я резко вздыхаю. Его слова буквально сбивают меня с ног, словно грузовик.

Что?

Не веря своим ушам, я слезаю с шины и поворачиваюсь лицом к нему. Голос у Калеба низкий, но мягкий. Четкий и веский. Он заговорил.

Калеб заговорил.

Обогнув шину, он подходит ко мне.

– Мой дом там, где ты, – тихо произносит парень.

Я качаю головой. Понятия не имею зачем. То ли не верю, что наконец-то его слышу; то ли не могу поверить, что не помню, почему изначально разозлилась, черт побери. Будто камень с души упал. Это все, что я хотела услышать.

Парень тянется к заднему карману, достает серую книжку в мягкой обложке, которая кажется знакомой, и вручает мне.

– Я нашел книгу.

Забрав ее, вижу название. «Сирены Титана». Мы читали этот роман в рыбацкой хижине. Собирались закончить по возвращении домой, однако потом обнаружили, что случайно забыли его там.

– После твоего отъезда я вернулся в коттедж и начал читать сначала.

Внимательно слушая, я уже влюбляюсь в звук его красивого голоса, бархатистого и успокаивающего. Слова пока еще получаются растянутыми с непривычки.

– Вслух, – добавляет Калеб.

Он тренировал речь последние шесть недель, читая вслух.

Я вытираю уголок глаза.

Приблизившись, Калеб ласкает мое лицо и ловит слезу, прежде чем та упадет.

– Теперь ты слышишь себя лучше? В одиночестве?

Слабо улыбаюсь. Он нашел мою записку. Глаза парня по-прежнему выглядят грозно, зато тон… выдает неуверенность. Калеб беспокоится, что я больше его не хочу.

– Думаю, я готова слушать нас обоих, – отвечаю. – А ты?