Александр Крупцов - Мой друг МПС и все, все, все… (Из записок старого опера)

И Елизавета нам поведала историю прихода «нечистой» к Михалычу.

В это лето гостей как никогда было много, почти каждую неделю приезжали из города любители охоты и рыбалки. И Михалыч пил горькую беспробудно неделями. В тот злополучный вечер он вернулся с рыбалки ну никакой. Свалившись на деревянный топчан, мгновенно уснул. Ночью его стали мучить кошмары, он долго ворочался и упал на пол. Таким образом он закатился под топчан, а проснувшись, обнаружил над собой доски. Доски были и за головой, и сбоку. Первая мысль, которая пришла к Михалычу, – его похоронили живым, и он находится в гробу. Делать нечего, и, собравшись с силами, он начал вопить и требовать, чтобы его откопали. Елизавета, услышав вопли Михалыча, кинулась к топчану, под которым и обнаружила обезумевшего муженька. Как могла, она по-бабьи успокоила «заживо похороненного», напоила его травяным настоем и уложила спать.

Рано утром Михалыч проснулся уже с посвежевшей головой. Он тихонько, чтобы не разбудить Елизавету, вышел из дома на крыльцо. Уже светало, густой туман клочьями висел в воздухе, звуки были приглушёнными. Вдруг Михалыч увидел, как в полосе тумана мимо его крыльца в сторону лугов, раскинувшихся неподалеку, медленно проходит огромного роста чудище. Ноги у него были лошадиные, туловище скрывала полоса тумана, а на голове – огромный капюшон. Было сверх сил видеть такое ужасное зрелище возле себя, и Михалыч с диким криком «Чёрт, чёрт! А-а-а!» кинулся в дом, крестясь на бегу. Его трясло от страха. Забившись за печку, он долго не выходил.

С большим трудом Елизавета смогла узнать причину такого странного поведения мужа только часа через два. Как выяснилось, в этот час «икс» пастух с Красного Кордона долговязый Сергазы на своей лошади мимо дома Михалыча гнал стадо коров и попал в клочья тумана. Вот Михалыч и увидел нижнюю часть лошади и верх самого пастуха, на котором был плащ с капюшоном. Остальное оказалось скрыто туманом.

Вот с тех пор Михалыч не пьёт горькую, стал тихий, естественно, забыл про охоту и рыбалку. Никто его не смог переубедить, что он видел в тумане пастуха на лошади. Вот так наша охота и не состоялась. Да я думаю, что, может быть, это и хорошо – мало ли что нам может почудиться в тумане Красного Кордона.

Виновник странной болезни Михалыча пастух с Красного Кордона по имени Сергазы был худым, долговязым и постоянно навеселе. С его беззубого рта не сходила пьяная улыбка. Невозможно было определить его возраст. Сельчане говорили:

– Наш Сергазы не просыхает от водки, меры не знает, совсем не боится гнева Аллаха!

А пил он всё, что горело, не гнушался порой одеколоном, лосьоном и прочей дрянью. По этой причине жил один на краю села. Его жена Баян [82] Крепкая, могучая, богатая – в переводе с казахского языка. с детьми уехала от мужа-алкоголика, не выдержав испытания, которое было ей ниспослано всевышним.

В летнее время пьянчужка зарабатывал себе на жизнь тем, что пас сельских коров и по просьбе сельчан вскапывал огороды под посадку картофеля. В этом деле у него была незаменимая помощница – лошадь, которую он ласково называл на русском языке Зараза, а иногда и на казахском Жукпа. Всем коровам и быкам в стаде он дал свои клички, которые соответствовали маркам автомашин: Лада, Волга, Победа, Маз и прочие. Таким образом, в его стаде был огромный «парк автомашин», как отечественных, так и заграничных. Исключение составлял единственный в стаде длиннобородый козёл по кличке Бармалей, которому частенько доставалось от Сергазы. Но козёл – дьявольское создание, – обладая скотским характером, терпеливо ждал, когда на пастбище пастух напивался. Тут уж Бармалей «отвязывался» и от всей козьей души издевался над пьяным Сергазы. Он бодал его своими острыми рогами, а потом начинал жевать его одежду, подёргивая жиденькой бородкой и кося бесовские хитрющие глаза на Сергазы. Порой Бармалею удавалось сдернуть брюки или поддёвку с бесчувственного тела пастуха, которые он долго жевал, а потом тащил в далёкий сосновый бор Красного Кордона, чем доставлял крайнее неудобство пьяному «ковбою», потому что ему приходилось возвращаться домой в одних рваных трусах.

Утро для него начиналось с отгона стада на пастбище, расположенное поблизости от Красного Кордона, хлёстким щёлканьем пастушьего хлыста, с перезвоном медных «болтунов», привязанных на шеи коров и быков. При этом всё это сопровождалось матерными криками долговязого Сергазы. Он был мастер витиевато материться, ловко складывая русские и казахские непотребные слова.

Как-то в один из прекрасных тёплых весенних дней я с МПСом приехал в гости к его дяде Беркуту. Тот накрыл стол, который стоял между раскрытых настежь двух окон горницы. Солнышко уже хорошо прогревало землю и воздух. С улицы доносилось пенье птиц, радующихся наступлению весны, пахло свежей зелёной листвой на деревьях и распустившимися цветами яблони. Летали жужжащие шмели и непоседы пчёлы. Природа просыпалась от зимней спячки. Мы пили крепкий тёмно-красного цвета ароматный индийский чай с вкуснейшими хрустящими бауырсаками.

Я разглядывал вырезки из старых журнальных обложек, которыми были оклеены стены горницы, а Беркут нам рассказывал новости Красного Кордона. Вскоре он сообщил, что решил перекопать огород, и для этого он пригласил долговязого Сергазы. Действительно, некоторое время спустя на своей лошади прибыл пастух. Он привязал лошадь к стойлу у раскрытого окна, у которого мы наслаждались чаем и бауырсаками. Пастух подсел к нашему столу, и Беркут движением фокусника поставил бутылку водки, которая появилась у него в руках практически из ниоткуда. МПС и Сергазы повеселели, потирая ладони, они с вожделением наблюдали, как Беркут наливал им в стаканы водку, которую они с явным удовольствием выпили. В это время лошадь долговязого Сергазы, скосив из-под своей чёлки большие карие глаза на открытое окно, начала ржать и выражать явную обеспокоенность. И только тут я заметил, что у неё на узде привязана небольшая, но глубокая, выдолбленная из цельного куска дерева миска. Меня это удивило и заинтересовало. Но я не успел задать вопрос пастуху, как он взял начатую бутылку водки, ворчливо и незлобно произнёс: «Жукпа требует выпить», – и вышел к лошади.

Сергазы отвязал миску с узды лошади и налил в неё немного водки. Эту водку, к моему изумлению, лошадь выпила. Затем она начала взбрыкивать и громко ржать. Было видно, что явно лошадь опьянела. И только после этого долговязый Сергазы поведал нам историю своей лошади, пьющей водку.