Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Да, полетать бы вот так, как сейчас летает наш жук, без всякой ниточки. И чтобы взрослые ничего не замечали. Высота и сама по себе прекрасна, но к тому же сколько там могло бы быть приятных и веселых приключений!

– Ну, пошли! – вздохнул Юрка. – Пошли, я тебе чего покажу…

Очень жаль, что нельзя полетать, но нам с ним и во дворе совсем неплохо…

– Валерик, вставай, бачим…

Ну, вот. А я так сладко дремал! Было еще очень рано, но я уже с самого рассвета то просыпался, то задремывал снова.

Дело в том, что спал я в зале на раскладном диване. А диван, когда его раскладывали, почти упирался в телевизор, стоящий напротив. Комната оказывалась перегороженной – оставался только узкий проход. Но именно по этому проходу дед, встававший ни свет, ни заря, совершал рейсы из своей спальни на кухню. При каждом рейсе он «наезжал» на диван. И каждое столкновение сопровождалось коротким, но звучным восклицанием: «Э!..» Судя по интонации, оно означало: «Улегся на самой дороге! Тут люди на работу опаздывают…»

Однако несмотря на это маленькое неудобство, я предпочитал спать один в зале, а не в компании храпящего деда.

– Вставай, бачим! На голову польешь, – будил меня дед, потряхивая за плечо.

По кухне уже плавал аромат чойи каймоки. Бабушка, хлопотавшая у плиты, передала мне чайник с теплой водой.

Дед разделся до пояса, обнажив всегда поражавший меня торс. Его грудь, плечи, живот, руки и даже спина были покрыты черными и довольно густыми курчавыми волосами. В разительном контрасте с этим торсом была голова деда, хоть и увенчанная бородкой, но голая, блестящая, безволосая.

Дед не был лысым. Лишь на макушке у него была совсем небольшая, сантиметров в десять, плешь. Но увидеть ее можно было лишь очень внимательно присматриваясь. Думаю, что волосы дед сохранил благодаря постоянному бритью. Не давая волосам, так сказать, насладиться белым светом, дед в то же время лишал их возможности выпадать.

Как только дедушка наклонился над раковиной, в кухне сразу посветлело. Мне, по крайней мере, так казалось. Сверкающая, как бы полированная поверхность дедовой головы удивительно ярко отражала любой свет. То ли она имела такую благоприятную для световых лучей форму, то ли парикмахер так тщательно ее брил, то ли голова так блестела благодаря ежедневному мытью… Ежедневному! Подумать только, ведь на ней не было ни пылинки!

Раньше я, правда, подозревал, что дело тут в мыле. Заказывает дед какое-то особое мыло, куда добавлен лак – вот голова и блестит… Но ведь и я этим мылом пользовался! Где же результаты? Сколько я ни мылил руки, сверкающими они не становились… Нет, особыми свойствами обладало не мыло, а сама голова.

Так или иначе, дедушкиной головой я гордился. Бывало, если спрашивали, чей я внук и при ответе не сразу могли сообразить, кто такой Ёсхаим Юабов, я еле удерживался от пояснения: «Тот, что со сверкающей головой». Сразу бы припомнили!

«Чёп-чёп-чёп…» – это дед пошлепывал себя по затылку. Мол, лей сюда!

У него и этот звук получался неповторимым, как при почесывании живота. Ведь никак не скажешь, что голова у деда была пустой, нет она была светлой, мудрой, просто-таки набитой мозгами. Но этот живой и радостный звук напоминал тот, гулкий и звонкий, что раздается, когда похлопываешь по спелому арбузу.

Дед старательно мылил голову, и большой кусок мыла скользил по ней, как по катку. Мыло нет-нет да и выскальзывало из его рук и с грохотом падало в раковину. Хватит, мол, довольно! Я тоже так полагал, мне надоедало стоять над дедом с чайником в руках и слушать его команды: «Лей… Еще… Вот сюда… Теперь погоди…»

Бабушка Лиза, которая все это время возилась у плиты, была в глубине души довольна, что обязанность мыть дедову голову на время передана внуку, то есть мне, но зорко следила за тем, достаточно ли я старательно обслуживаю деда. И чтобы я знал, что нахожусь под контролем, а дед ощущал ее неустанную заботу, бабушка время от времени руководила мной: «ВалерИК, мимо льешь, воды не хватит… Не спеши, он еще мылит…»

Но вот, наконец, я последний раз окатывал голову деда водой. Теперь он принимался за уши. Его указательные пальцы так глубоко влезали в уши, будто были кротами, выкапывающими себе норы. Я даже думал иногда со страхом: а вдруг они там встретятся внутри головы, эти два землекопа? Что тогда? Но, к счастью, дед обычно занимался ушами поочередно – то одним, то другим.

Достигнув какой-то определенной точки, палец деда принимался трястись в ухе, точно вибратор. И палец, и ухо, и вся дедова голова вместе с бородой так быстро и уморительно смешно тряслись, ну, точь-в-точь Джек во время его утреннего почесывания!

Но вот закончены и умыванье, и завтрак. Я свободен! Впереди целый день!

Стоял июль. Неимоверная жара заставляла всех обитателей двора запрятываться к полудню в такие углы и щели, где не достигало их знойное солнце, где еще оставались жалкие остатки утренней прохлады. Еще бы, ведь даже в тени доходило до 40 по Цельсию! Спасала лишь сухость климата: при сухом воздухе жара переносится легче.

Но нам с Юркой жара давала кое-какие преимущества: кому из взрослых охота в такой зной приглядывать за детьми? Все сейчас сомлели, все отдыхают. И пока наша бабушка и Юркина мать, Валя, прятались где-то в глубине домов, мы с кузеном обсуждали свои возможности…

– Пошли к Анхору в бассейн. Искупаемся! – соблазнял меня Юрка.

– Надо же родителям сказать.

– Ты что! Одних ни за что не отпустят!

Юрка был совершенно прав, и я знал это не хуже, чем он. Ведь мне было десять, а ему не исполнилось и восьми. Но ему-то все было нипочем, а я дрейфил. О моих проступках докладывалось отцу. Наказание могло быть ужасным: немедленное возвращение в Чирчик. На все каникулы…

И все же страстное желание искупаться было сильнее благоразумия. Я решился.

– Пошли.

– Так. «Пойдешь первым, – деловито сказал Юрка, – а я Джека отвлеку».

Мы побежали к воротам, поглядывая то на окна, то на двери. Бабушкина тюлевая занавеска-разведчица не подрагивала, слава Богу. Хорошо, что у бабушки нет запасных глаз… А те, что есть, закрыты: посапывает небось бабушка на своей кровати. У Юрки тоже все было спокойно. Единственной опасностью оставался Джек.

Джек и по должности был сторожем. А кроме этого он был нашим с Юркой преданным другом и никак не мог бы промолчать, видя, что мы уходим. Ясно было, что Джек сейчас поднимет большой шум: загрохочет цепью, залает. Ну, как ему объяснишь, что он лезет не в свои дела, что лежал бы он сейчас лучше в своей будке да лакал воду.