Ким Корсак - Предел погружения

– Дрючить никогда не бывает зря, – Илья слабо рассмеялся. – Вот когда мой отсек горел – две секунды, и все на своих постах, борются за живучесть. Хотя не уверен, что до них даже после этого дошло, зачем я их гоняю.

– Ну они же дети, – фыркнул Дима, потянулся к сумке, висящей над койкой и опасно раскачивающейся. – О чём сейчас мои говорят? О бабе-журналистке и о её сиськах.

Илья озадаченно взглянул на него:

– Каких сиськах?

– Вот и мои в отсеке гадают, где её сиськи. Воробьёв и Кряква из-за неё чуть не посрались: один говорит, красотка, а другой – скелет ходячий.

Сняв сумку, Дима выудил из неё пачку сухариков. Затрещала фольга, и по каюте пополз пряный запах бекона. Илья поморщился:

– Дим! Другого времени не нашёл?

– Угощайся, – Дима, нимало не смущаясь, протянул ему пачку. Койка, стена ухнули влево, и Илья прижал влажную ладонь ко лбу, другой отпихивая пачку.

– Спрячь это дерьмо, или я скажу начхиму, что ты скрываешь у себя оружие массового поражения.

– Ну ладно, ладно, – Дима с недовольным мычанием запихнул пачку обратно под «молнию». – Рассыплются теперь, вся сумка сухариками провоняет.

– Так тебе и надо, – буркнул Илья.

– А ты что, так и будешь жить с ней под одной крышей?

С ней? А, да, с журналисткой. То есть она даже и не журналистка… ну, какая разница.

– Если не прикажут никуда перебираться – буду, – он пожал плечами. – По-моему, я так привык думать о ней как о мужике, что у меня на неё в принципе не встанет.

Если вообще на кого-нибудь встанет с этой собачьей работой. Эх.

– Ну, класс, – Дима развёл руками. – То ты бесился, что тебе соседа-журналиста подселили, а тут он оказался бабой – и хоть бы хрен.

Илья пожал плечами.

– Тогда, наверное, у меня ещё были силы беситься из-за херни.

– А что, нас из-за этой бабы точно не завернут? Я уж надеялся пораньше на берегу оказаться.

– Точно. На наш запрос передали приказ за май месяц – получается так, что её законно к нам назначили. А то, что она за брата себя выдавала, ни в каких бумагах не отражено.

Илья усмехнулся про себя, вспоминая сеанс связи – и обмен радиограммами с адмиралом Вершининым. Ох и рисковый мужик… зато всё верно рассчитал. Хорошим, наверное, командиром лодки был в своё время.

– Так что никакое дерьмо с её стороны нам вроде не грозит, – добавил он вслух. – Если, конечно, наш доблестный личный состав не одуреет от близости женского пола.

– Это вряд ли, – Дима закинул руки за голову, вытягиваясь на койке. – Командир, по-моему, доступно объяснил: за разговоры в духе «хорошо бы присунуть» он сам присунет так, что мама не горюй.

Помолчав, он скривил рот:

– Вообще… нас так ебут в этой ебучей автономке, что лично мне, например, и думать лень о том, чтобы ебать кого-то ещё.

– Понимаю, – хмыкнул Илья.

Во всяком случае, он не один такой.

Дима повернул запястье, посмотрел на часы:

– Через десять минут ужинать. Я слышал, на камбузе сегодня рыбу жарят. Надо взять две порции, как считаешь?

Крепко стиснув зубы, судорожно сглатывая ком в горле, Илья смотрел на него со всей пролетарской ненавистью.

Дверь была приоткрыта – Саша увидела её, ещё когда спускалась по трапику, цепляясь обеими руками за стену. Интересно, командир у себя? Так-то он должен сидеть за столом в кают-компании, но и она сейчас должна там быть. Однако уже несколько часов кряду её желудок то успокаивался, то опять начинал выделывать кульбиты, и пойти ужинать она так и не решилась.

Может, и Кочетов проявил осторожность?

Если он у себя, можно постучаться к нему и сказать спасибо. За себя, за Сашку. Ведь теперь, кажется, уже точно всё в порядке. Он не выдал их на растерзание, дядю Славу не стал подставлять.

Надо ещё раз попросить прощения. Наверняка ему было непросто разрулить всё, что она наворотила.

Саша неуверенно замедлила шаг, снова оперлась ладонью о стену. Говорить это всё ужасно неловко, но лучше уж с этим не медлить. Сказать – и закрыть тему, перевернуть страницу.

Осторожными шажками она направилась к двери.

Странно, что Роман Кириллович её не прикрыл. Может, спит?

Нет, вроде как голоса слышатся. Кто там у него? В любом случае, не стоит его отрывать от разговора.

Она помедлила, собираясь возвращаться. Как бы так повернуться, чтобы не толкнуло плечом в стену…

– Я считаю, что это недопустимо, – донеслось до неё. – Посторонний тайно пробирается на военный корабль, и этот инцидент даже не расследуется надлежащим образом. От командования скрываются существенные обстоятельства. Я глубоко уважаю вас, Роман Кириллович, но я не намерен с эти мириться.

– Ваше право, – глуховато, сдержанно. – Вы можете направить любой рапорт, какой считаете нужным. Однако я не думаю, что Генеральный штаб захочет ворошить эту историю при отсутствии доказательств преступного умысла – а их у вас, боюсь, нет.

– Генеральный штаб, – и сладость, и едкая горечь в голосе одновременно. – Адмирал Вершинин. Конечно, он приложит все усилия… однако и он не всемогущ.

– Всемогущих нет.

– Вы не опасаетесь, Роман Кириллович, что и вас начнут проверять? А последствия могут быть тяжёлыми – от снятия с командования кораблём до…

– Снятие с командования? – негромкий голос едва ощутимо завибрировал. – Олег Максимович, вы имеете представление о том, чем мы занимались в этом походе?

– Конечно. Наша боевая задача – произвести стрельбу экспериментальными баллистическими ракетами под кодовым обозначением…

– Экспериментальными! У них срок службы вышел тридцать лет назад – ещё бы им не быть экспериментальными! Много красивых слов было, не правда ли? Про науку, про новейшие разработки, про защиту северных рубежей. А на самом деле – нет денег на утилизацию, и нужно эти ракеты расстрелять, рискуя и кораблём, и человеческими жизнями.

Что-то стукнуло, словно костяшки пальцев с размаху въехали в стол.

– И хуй они кого найдут, кто согласится выполнить такую работу – кроме меня и Борецкого. Борецкий в госпитале, дозу хватанул. Лучевая болезнь третьей степени. Где мог так облучиться командир подлодки, на которой по нормативам радиационный фон ниже, чем в центре Москвы? Выясняют. Что-то уж очень долго выясняют. А другие не получат такую дозу, потому что им дай бредовую задачу – и они покрутят пальцем у виска. И хоть гони их с флота, хоть что.

Саша сглотнула, пошевелила занемевшими пальцами. Пальцы мёрзли.

– А я вот ещё трепыхаюсь, – там, за дверью, Кочетов усмехался. – Ещё не получил, видимо, свою дозу. Пока я прикрываю собой их задницы, нихуя они мне не сделают. Не то что адмиральская племянница на борту – я могу здесь кабаре открыть! С блядями! И никто меня отсюда не уберёт.

Каюта ошеломлённо молчала. Саша тихонько дышала по эту сторону двери.