Ким Корсак - Предел погружения

Забрав у него плафон, Кочетов уже хотел поблагодарить всех и отпустить – и наконец идти спать, у него сейчас веки слипнутся и он заснёт прямо стоя перед строем – но перед ним мелькнула фигурка в штатской белой рубашке:

– Товарищ командир, а я?

Огромные глаза распахнуты, скулы белые. Куда тебе в подводники, тебе в школу на линейку…

– Палыч, – Кочетов повернулся к старпому. – Налей.

Тот наклонил банку, но рука замерла:

– Роман Кириллыч, а гражданскому разве положено?

– Палыч, – Кочетов вздохнул, – на этой подводной лодке я решаю, что и кому положено. И если я говорю «налей»…

– Готово, тащ командир.

Кочетов взял плафон, опустил его в подставленные руки журналиста.

– Ну, пейте.

Тот наклонил пушистую светловолосую голову, с усилием поднёс плафон ко рту.

Горько так, что жжёт горло. Щиплет в носу, в глазах, кажется, он вот-вот чихнёт, но от холода всё внутри сжимает спазмом. Глотнуть удаётся с трудом. Вот сейчас подавится, закашляется, и все они засмеются. Все будут смотреть на него, как… как, собственно, они уже смотрят, только особо не показывают. Чужой, ненужный, слабый… да какое ему, собственно, дело, что о нём думают эти солдафоны? Плавание закончится, он вернётся в Питер, плюнет и разотрёт, они так и останутся гнить на Севере, а он… а он… Господи, что ж так щиплет в глазах, и слёзы текут, он захлёбывается морской водой вперемешку со своими слезами –

– как он сидел в углу спортзала, уткнувшись в свои колени, и плакал, потому что все побежали по домам, он остался один, а дома пахло потом и спиртом, на градуснике было тридцать девять и пять, в ящике валялось пятнадцать рублей – даже на аспирин не хватит –

– он слизал капли из уголка губ и поставил плафон на стол.

Синие глаза командира Кочетова отстранённо рассматривали его лицо.

– Молодец, журналист, – уголки тёмных губ приподнялись. – Вот, считай, ты и подводник.

– Спасибо, – Сашка наклонил голову. Только сейчас почувствовал, как взмокли лоб и шея.

Кочетов повернулся, окинул взглядом экипаж.

– Поздравляю всех. Свободны, разойтись.

Неторопливой размашистой походкой он направился к выходу. Занятно: других военная форма стройнит, самым угрюмым лицам дарит капельку обаяния – вон хоть на старпома гляньте – а командиру она не то что бы не к лицу, но смотрится на нём странно. Фигура кажется долговязой, ноги – неестественно длинными. Того и гляди переломится. Вот в будничной робе, в мятых штанах он весь – гибкость и сила, сжатая пружина.

В желудке заскребло, Сашка поморщился, отошёл к стене. Ничего, пройдёт. От морской воды ничего плохого не будет. Можно, конечно, к доктору зайти, попросить таблетку от изжоги, но после сегодняшнего как-то не хотелось.

Дома он бы заварил чаю с ромашкой, забрался под плед с недочитанным «Окончательным диагнозом». Эх, зря не взял с собой, интересно же, кто победит, молодой врач или старый, и что там с ребёнком, и как они будут разбираться с анализами…

– Александр Дмитриевич! – замполит требовательно смотрел на него снизу вверх. – Вы мне нужны.

– Нужен? – Сашка машинально улыбнулся.

– Кто-то же должен рисовать боевой листок корабля. Но к кому я ни обращусь – все заняты, и матросов мне выделить отказываются! Нам с вами, Александр Дмитриевич, придётся заняться патриотическим воспитанием личного состава.

Ну, в конце концов, почему бы и нет? Всё лучше, чем сидеть без дела одному – или чем потеть в гидрокостюме под бешеным взглядом командира дивизиона живучести Караяна.

– Вы как никто другой, конечно, знаете о важности воспитания в матросах и офицерах высокой воинской культуры, – разливался замполит. – Наверняка ваш дядя, адмирал Станислав Андреевич Вершинин, рассказывал вам, как ему удавалось вдохновить, повести за собой бойцов несколькими точно подобранными словами о Родине, о подвиге, об отваге.

Мда. Судя по дядиным рассказам и умолчаниям, эти «точно подобранные слова» были сплошь однокоренными к известному слову из трёх букв, и про подвиги в них ничего не было. Но ведь вдохновляли же!

– Хорошо, что вы пришли на флот, Александр Дмитриевич. Журналистика – благородное призвание, но собственную кровь не обманешь, правда? И потом, настоящий мужчина должен быть так или иначе связан с армией, защищать свою страну. Я не удивлюсь, если после нашего похода вы пойдёте в военно-морское училище, чтобы вернуться к нам уже настоящим офицером.

После похода он выберется на твёрдую землю, встанет на четвереньки, чтобы уж точно не качало и не бросало из стороны в сторону, и поползёт как можно дальше от моря. А потом раскинет руки, ляжет и будет лежать, глядя в небо.

Ну а уж когда отлежится – поедет домой, к своим, серьёзные разговоры разговаривать. В глаза им посмотреть. Вот как одному хватило совести засунуть его сюда, а другому – глазами хлопать и не препятствовать?

– А вы настоящий мужчина, Александр Дмитриевич, и с военной косточкой, я сразу это разглядел…

Ой, всё.

Аккуратно прикрыв за собой дверь, Сашка поправил футболку, завернувшуюся под робой, и зашагал назад, к себе в каюту. Гальюн был одним из немногих мест на корабле, куда он худо-бедно помнил дорогу и не нуждался в том, чтобы расспрашивать встреченных матросов. Правда, пользоваться затейливой системой до сих пор было непривычно – перед тем, как Сашка нажимал на смыв, у него внутри всё замирало так, словно это была кнопка пуска ядерной ракеты. Ну да что ж, увидеть это никто не мог, значит, и стесняться не было смысла.

Во рту сохло. То ли что-то химичили с температурой в отсеке, то ли Сашкин организм так реагировал на глубину, но ему весь вечер было жарко и очень хотелось пить. Ничего, в каюте осталась бутылка минералки, стоит на тумбочке. Нагрелась, но оно и к лучшему, от холодной может разболеться горло.

Сашка обвёл языком сухие губы, втянул ноздрями промасленный воздух. На ходу расстегнул верхнюю пуговицу робы. Сейчас попьёт, упадёт на кровать – и спать до завтрака. А за завтраком можно будет спросить у механиков, хоть у того же Карцева, с чего такое потепление.

Он потянул дверь на себя и остановился на пороге: на его койке сидели двое, и чья-то рука деловито лила в стакан его минералку.

Сашка прочистил горло. Оба повернулись к нему – чернявый Артур, пытавший Сашку гидрокостюмом и дыхательным аппаратом, и незнакомый светловолосый парень.

– О, привет, – Артур невозмутимо взглянул на него. – У нас соседи с вахты сменились, спят, а Илья заступил только. Мы пока у вас посидим, не возражаешь?

Сашка поколебался. Просьба отдавала нестерпимым нахальством – с другой стороны, ругаться не хотелось. Хотелось поговорить хоть с кем-нибудь.

– Я не против, – он выдавил из себя усмешку, – особенно если вы мне раздобудете минералку. Мою вы, похоже, оприходовали.